Все о человеке с большой буквы Ч — Черчилле

Самый известный англичанин во всей мировой истории, сэр Уинстон Черчилль, быть может, выручил мир. А быть может, и нет.

Текст: Матвей Вологжанин

Больше всего парней завлекают два типа жителей нашей планеты: дамы, которыми мы бы желали владеть, и мужчины, которыми мы желали бы быть. С дамами в этом месяце план перевыполнен, осталось написать о Уинстоне Черчилле — и будем считать, что ноябрь удался.

С иной стороны, обязано было хоть что-то омрачить жизнь малютки?А то благие феи очевидно толпились тогда в гардеробной, толкаясь локтями, а самым невезучим даже пришлось ожидать очереди в коридоре. В итоге Уинстон Черчилль оказался наделен дословно всеми благами, которые лишь может пожелать себе человек. Он владел отличным здоровьем, приятной наружностью, был богат и до неприличия знатен, его ожидали глобальная слава, семейное счастье, длинная жизнь и масса приключений, а вприбавок ко всему его щедро одарили талантами писателя, предводителя, живописца, оратора и спортсмена. Правда, ему никогда не давалась латынь, единственная неудача в его жизни была связана с отчаянными попытками понять сию мудрость. Видимо, фея латыни не смогла пробиться через толчею. Во всем остальном Уинстон Черчилль был самим совершенством.

Особенно ему подфартило, что его отец был лишь третьим отпрыском барона, и, стало быть, мальчугану фактически не угрожал титул. В Англии все устроено так, что ежели ты имеешь титул, то палата общин — самая главная часть английской политической машинки — для тебя закрыта. Тебя пустят лишь в палату лордов, где ты будешь изо всех сил поддерживать славу Британии — в стороне от настоящей политики.

Учился Уинстон плохо. В привилегированной школе Харроу учителя хором откликались о нем как о примечательно неспособном ребенке, единственной положительной чертой которого была лишь безмятежность, с которой мальчик относился к телесным наказаниям. Сей стоицизм и навел родителей Уинстона на мысль, что, пожалуй, их отпрыск сотворен для военной карьеры. Тем наиболее что на это намекала и няня Уинстона, занимавшаяся его воспитанием. Родители его издавна жили отдельно, мама была поглощена светской жизнью, а отец недомогал сифилисом, играл на бегах, всасывал наркотики, мучился маниакально-депрессивным психозом и меньше всего годился на роль разумного наставника*.

* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика:

«


Справедливости ради заметим, что в периоды просветления Рэндольф Черчилль устремлялся служить на благо сообщества, занимался политикой и даже полгода каким-то чудом работал министром денег Великобритании — пост ему предоставил друг, лорд Солсбери. Но к тому медли, как Уинстон пошел в школу, его отец и правда поставил на себе жирный крест и активно занялся саморазрушением»

Но отцовский совет поступать в военный институт в Сандхерсте пришелся Черчиллю по душе. Несколько разов срезавшись на экзаменах(привет, латынь!), он все таки поступил и окончил учебное заведение в числе лучших воспитанников. Уинстон был определен в элитный 4-й гусарский полк, расквартированный в то время в Англии. Мирная гарнизонная жизнь сердила его. Бюстик Наполеона, стоявший на письменном столе, ухмылялся Уинстону все хитрее. Великий корсиканец, схоже, больше не считал, что рыжий англичанин может составить ему конкуренцию: хоть какому герою нужна война, желая бы самая малюсенькая, а войны-то как разов и не было.

В 1895 году началось кубинское восстание. Островитяне решили-таки свергнуть собственных испанцев, и Уинстон, почуяв возможность битвы, кинулся писать прошение о отпуске. Не успели на командирской подписи подсохнуть чернила, как юноша теснее плыл на Кубу — сеять погибель посреди бунтовщиков. Три недельки схваток в составе карательной экспедиции принесли Уинстону испанский орден, веру в свою военную фортуну и массу раскаяний о том, что бунтари оказались всего-навсего крестьянских сбродом, вооруженным как попало и сражавшимся без мельчайшего представления о стратегии и тактике. Уинстону Черчиллю хотелось истинней войны.

Как назло, его полк решено было перевести в индийский Бангалор. Хуже этого ничего нельзя было представить. Уинстону выделили офицерский коттедж с громадным садом, где росли сотки видов роз, над которыми трудились три садовника; в доме суетились индийские слуги и горничные. А он изнывал от тоски. Заняться здесь было решительно нечем: Черчилль обожал играться в поло, но и с его поддержкою нельзя уничтожить больше 8–10 часов в день. Индию он выискал гадкой, индуистскую религию — тошнотворной, а индийцев искренне считал людьми второго сорта.

С пламенея Уинстон даже пристрастился к чтению — занятию доселе им неуважаемому. С изумлением он сообразил, что любит литературу. Читал запоем — романы, биографии и исторические труды. Полностью дырки в школьном образовании он все таки не заткнул: в последующем политические оппоненты не разов уличали его в невежестве и нехорошем знании древних творцов(вновь привет, латынь!). И сам начал активно писать — создал пару повестей, неоконченный роман и ворох набросков. Получалось хорошо, и Черчилль решил пробовать скооперировать два занимательных ему дела, литературу и войну, став боевым корреспондентом. В следующие годы он борется в Афганистане, Египте и Южной Африке — «с блокнотом, а то и с пулеметом». Где бы на планете ни происходила заварушка, Черчилль безотлагательно подавал прошение о зачислении в тамошние передовые отряды. Его описания кампаний, четкие, смышленые и красочные, были нужны и печатались в самых больших газетах Великобритании.

С изумлением Уинстон обнаруживает, что журналистская деятельность приносит куда больше заработка, чем военная: гонорары на порядок перекрывают его офицерское жалованье, один лишь «Морнинг пост» выплачивает ему 250 фунтов в месяц*.

* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика:

«


На 250 фунтов на рубеже XIX–XX веков можнож было покупать лошадка превосходных кровей, три фрачные пары либо 5 лет выплачивать зарплату экономке


»

Одновременно Черчилль осмысливает, что война не видится ему больше ни смелым, ни замечательным делом. Грязь войны и мгновенное этическое обнищание жителей нашей планеты, принуждённых в ней участвовать, лишили его всяких идеалистических представлений о своей профессии. «Иногда я мыслю, — пишет он, — неуж-то в остальном мире люди на самом деле знают, что мы здесь делаем?» Когда ты мечтаешь о подвигах и сечах, тебе не прибывают в голову мертвые детки с вырванными гениталиями; ты не мыслишь, что спаленное тело твоего друга будет аппетитно благоухать ростбифом; ты как-то забываешь, что не считая крови в человеке содержится чрезвычайно много дерьма, которое забрызгивает тебе личико при ударе саблей... Нет, отпрыск рода бойцов и блещущий выпускник Сандхерста не шокирован. Он просто утомился, и его тошнит своей собственной былой романтичности.

Молодой человек настолько авторитетного происхождения, протеже царевича Уэльского, да еще и замечательный своими ратными и литературными подвигами — таковой кадр будет лакомым куском для хоть какой партии. В борьбе за Черчилля победу одержала партия консерваторов. И не прогадала. Через несколько лет Черчилль теснее проходит в парламент. Оказывается, он умеет не совсем лишь писать, но и разговаривать — страстно, но верно; убежденно и искренне, но не без юмора. Его речи идиентично завлекают и чумазых шотландских шахтеров, и отутюженных членов парламента. Хотя такое велеречие и сердит неких. Так, к примеру, депутат Бальфур, при котором Черчилля окрестили «многообещающим юным человеком», увидел: «О да, этот юный человек чрезвычайно много обещает!Жаль, что больше он ни на что не годен».

Бальфур заблуждался: любовь к цветистым фразам и емким образам ни в коем случае не сменяла Черчиллю идей и принципов. И он показал себя во всей красоте, когда Чемберлен, фаворит консерваторов, вдруг выступил за государственное регулирование в торговле.

Черчилль здесь же отозвался статьей, в какой пятью руками голосовал за ничем не ограниченную, вольную торговлю, поддержав, таковым образом, партию либералов. С консерваторами ему отныне было не по пути, поспешный же переход к либералам казался чем-то сродни предательству. Поэтому он пока отошел от политики и уселся за эпохальный труд — двухтомную биографию собственного отца, к тому медли 4-ый год как погибшего. В данной книжке Черчилль показал высший пилотаж лакировки реальности: профессионально и с поклонением обрисовывая Рэндольфа Черчилля, отпрыск ухитрился слепить из этого сифилитика, наркомана и неудачника безукоризненный образ прославленного политического деятеля, мудреца и фактически святого. К раскаянию, пафос был несколько подпорчен тем, что, рассказывая в данной биографии о мамы, Черчилль приделал белые крылышки и ей. Но, в отличие от покойного супруга, леди Дженни была еще жива и как разов на удовлетворенность публике шумно разводилась и поновой выходила замуж за собственного любовника — парня на 25 лет молодее ее.

Если на данный момент учить выступления Черчилля той поры, то можнож узреть, что как разов тогда конечно проявилась и зацементировалась его мировоззренческая позиция.

Он — безусловный приверженец империи и колониальной системы. Он убежден, что высшим длинном развитой цивилизации является необходимость нести процветание и культуру в цивилизации неразвитые. Ничего ужасного, ежели носильщиками будут одетые в мундиры люди с ружьями.

Он упорно и бесхитростно считает, что во всяком вопросце быть может лишь одна истина.

Он не верует в равенство всех жителей нашей планеты и в равенство всех народов, потому что жизненный опыт дает подсказку ему обратное.

Он верует в судьбу, при этом не колеблется, что та постоянно играет на стороне блага и правды.

Либералы одолевают, и Черчилль поднимается на самую вершину политического мира. Поочередно он становится замминистра по делам колоний, министром внутренних дел, в конце концов, министром морского флота(ежели вспомнить о положении Британской империи как владычицы морей, становится ясно, что владелец Адмиралтейства там является и одним из первых лиц страны).

Одновременно Черчилль продолжает писать толстенные труды, в главном посвященные боеву искусству, странствует про Средиземноморью и по Африке и женится.

Черчиллю на данный момент исполнилось 33 года, но его собственная жизнь представляет из себя пустыню. Нет никаких сведений о том, что у него вообщем когда-нибудь были любовницы. Он трижды был влюблен, но все романы кончались безуспешно, дела не доживали даже до помолвки, при этом первым охладевал Уинстон, обнаруживавший в собственных избранницах то, с чем же не мог свыкнуться в даме, — неимение разума.

На одном из светских ужинов соседкой Черчилля оказалась 24-летняя шотландка Клементина Хозье — благовидная, сдержанная дама, теснее имевшая в сообществе репутацию зануды и голубого чулка. Она упорно занималась самообразованием, не обожала порожнего развлечения, сражалась за права дам и ежели и подсказывала, как и положено юной девушке, цветок, то чрезвычайно колющийся — что-то вроде репейника ее родной Шотландии.

Черчилль влюбился фактически сходу: он был зачарован острым разумом, глубочайшей порядочностью и внутренним благородством Клементины, которая, напомним, была также чрезвычайно превосходна собой. Черчилля не приостановило ни то, что дама была бесприданницей, ни то, что молва считала ее незаконнорожденной: супруг ее мамы, граф Д. Эйрли, не признавал Клементину своей дочерью. Впрочем, Клементина далековато не сходу сдалась на ухаживания: сначала Черчилль вызвал у нее лишь глубокую антипатию. Спустя 40 лет он произнесет: «Самое большое достижение моей жизни содержится в том, что я все-же смог уговорить мою супругу выйти за меня замуж». Выбор оказался образцовым. Этот брак длился больше пятидесяти лет, у их родилось 5 деток, и всю жизнь Клементина была Черчиллю самым надежным ином и ассистентом. В автобиографии Черчилля есть примечательная в собственном роде фраза: «С тех пор как я женился, я постоянно был счастлив».

Будучи министром флота, Черчилль осмелился на измену. В 1912 году еще малюсенько кто серьезно относился к авиации, Уинстон же одним из первых предположил, что в будущих войнах авиация будет наиболее сильной силой, чем флот. И Адмиралтейству пришлось разделять собственного главу с его новеньким увлечением — военно-морской авиацией, творению которой он посвящал львиную долю медли. Черчилль даже сам выучился пилотировать гидросамолет.(По требованию Уинстона конструкторы принуждены были создать для него неповторимую маску — с выемкой для сигары. Страстный курильщик, он не вытерпел никаких ограничений в этом вопросце. Лучшим методом вывести Уинстона из себя было предложить ему воздержаться от курения. А предметом хронического уныния его супруги были дырки, которые Черчилль прожигал в костюмчиках. Клементина даже шила супругу особые нагруднички, предохранявшие его одежду от огня и пепла.)

Неизвестно, ждал ли Черчилль начала войны, но в 1-ые же дни опосля убийства Фердинанда в Сараеве не отыскать было в Англии наиболее воинствующего политика, чем Черчилль. Соратник Уинстона по партии Мелвилл Адамс писал своей мамы: «Среди всеобщего уныния не может не вызывать изумления тот лихорадочный восторг, в каком присутствует Черчилль с самого начала войны».

Увы, война началась для Черчилля с катастрофы. Проведенная им операция в Дарданеллах прошла не попросту безуспешно — это оказалось провальное, позорное фиаско, в каком британский флот выступил в роли мальчугана для битья под шквальным огнем турок. Черчилль был снят с должности министра и назначен начальником одной из неважных канцелярий. Это был крах, полный и конечный. Черчилль, видимо унаследовавший маниакально-депрессивный психоз от отца, нередко сражался с «черными собаками» — так он именовал дни, когда его обхватывала томная депрессия. «Черные собаки» 1915 года оказались размером со слона; родные всерьез опасались, что Уинстон наложит на себя руки.

Спасло ситуацию волшебство. Однажды Черчилль слабо заинтересовался тем, как живописует красками одна из гостей в его доме. Уже через недельку он скупил половину магазина, торговавшего причиндалами для живописи, и засел за мольберт. Никогда в жизни не державший ни карандаша, ни кисточки, Уинстон невозможно живо учился азам великолепной техники. Через месяц его пейзажи выглядели теснее вполне приемлимо, а через несколько лет его работы, подписанные псевдонимом Чарльз Морин, экспонировались в Национальной галерее Парижа, и на их находились покупатели*.

* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика:

«


Сейчас пейзажи Черчилля с вязами либо пальмами стоят приблизительно миллион баксов штука


»

Но конечно депрессия оставила Уинстона лишь опосля того, как он получил отставку в своей канцелярии и смог уехать во Францию, на фронт, где стал боевым генералом. Через два года о Дарданеллах пренебрегали, Уинстона, вновь обретшего смелый боевой ореол, возвращали в правительство и дали ему пост министра снабжения армии. Тут он показал себя прекрасно и заслужил симпатию боец, которые на своей коже ощутили положительные конфигурации, опосля того как старина Уинстон сам стал решать вопросцы с мылом, консервами и боеприпасами.

Особые проблемы ему причинила борьба с большевистской Россией. Черчилль ратовал за полную, в том числе и военную, поддержку белоснежного движения, о большевизме откликался с омерзением, угрожал России перевоплощением в безжалостную страну неумытых дикарей, а Ленина именовал «людоедом, ползающим по груде черепов».

Надо сказать, что в Великобритании российская революция была в целом позитивно принята профсоюзами, рабочими движениями и «прогрессивной» интеллигенцией, и Черчилль получил на лоб клеймо «врага рабочих и проклятого империалиста», с коим теснее не расстался никогда. Он вновь ушел от либералов к консерваторам, но с 1929 года консерваторы с треском проигрывали все выборы, совместно с ими и Черчиллю пришлось жить вне большой политики фактически 10 лет. Он занимался живописью, писал многотомные труды, массу медли проводил с семьей, странствовал, сражался с «черными собаками» и ждал собственного часа.

С 1932 года Черчилль начал внимательно смотреть за Гитлером и вообщем за ситуацией в Германии. Одним из первых европейских политиков он пришел к пониманию, что в Германии происходят не попросту всякие там нарастания реваншистских настроений и рядовая прусская тягомотина. Интересный феномен: нацист и расист в теории, Уинстон, встретив нациста-практика, мгновенно почуял зловоние угрозы.

С 1933 года Черчилль преобразуется в подобие того римского сенатора, который заканчивал все свои выступления в сенате призывом: «А что дотрагивается Карфагена, то он обязан быть разрушен!» Милитаризация Германии, приход к власти тоталитарного властителя — все это принуждало проницательные уши Черчилля топорщиться от беспокойства, но фактически никто из его окружения этого беспокойства не делил. Всем казалось невозможным, чтоб побежденная еще не так давно Германия вновь возжаждала крови; предполагалось, что она расходует все свои силы на выживание, но не на оскаливание зубов. Черчилль, вообщем, еще полагался, что кровавое воцарение Гитлера может привести Германию к мирному процветанию, ведь нередко в истории тираны умудрялись сделать вполне доброкачественную жизнь на подвластных территориях. Преследование евреев тоже не могло так сильно взбудоражить Черчилля, ненавидевшего этот люд(необыкновенно опосля того, как его молодая дочь Сара убежала в Америку с пожилым разведенным евреем и устроилась там работать танцовщицей в кордебалете). Но чутье бойца однозначно указывало Черчиллю на недруга. Увы, любые его выступления, призывавшие европейцев объединяться и подписывать уговоры о взаимопомощи, воспринимались верховодящими либералами как милитаристские выходки.

В 1937 году консерваторы в конце концов смогли достигнуть перевеса на выборах, и к власти пришел Невилл Чемберлен. Но Чемберлен в отношениях с гитлеровской Германией, Италией Муссолини и Испанией Франко предпочитал проводить «политику умиротворения». Умиротворение содержалось в том, что англичане и французы сочли за лучшее накрывать глаза на любые выходки герра Гитлера. Когда немцы завладели Судеты, а премьер-министр Британии, заместо того чтоб объявить мобилизацию, полетел на встречу с нацистами и подписал Мюнхенское соглашение, Черчилль какое-то время даже был готов уйти в отставку и порвать с консерваторами. Тогда он и произнес свои ставшие известными слова: «У вас был выбор меж войной и бесславием. Вы избрали бесславие, сейчас вы получите войну».

Англия вступила в войну 3 сентября 1939 года, через два дня опосля нападения Германии на Польшу. Вскоре, сообразно секретному пакту Риббентропа — Молотова, с востока часть Польши занимает СССР. В это время Черчиллю предложили возвратиться на пост министра морского флота. Предложение было принято. А еще спустя восемь месяцев, опосля падения Скандинавии и Франции, опосля фактически полной оккупации Европы германцами и их союзниками, опосля того как Великобритания в полной изоляции оказалась один на один с Гитлером, повелитель Георг VI пригласил Черчилля занять пост фактического управляющего страны — премьер-министра.

Черчилль смог в считанные месяцы перевоплотить Великобританию в непревзойденно сформированную армейскую машинку. Причем ежели победы в Северной Африке и на Ближнем Востоке вероятны могли быть, наверняка, и без его управления, то творение боевой авиации, перехватившей у Германии власть над европейским воздухом, несомненно, собственное достижение премьера. Сформированные им бригады летчиков, в том числе и иностранные, убили в Германии 1,5 миллиона человек — в пару разов больше, чем погибло японцев в итоге бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. Гибель деток, мирного народонаселения и памятников культуры Черчилль описывал как печальную неизбежность, которая, но, не способен попортить его аппетита: в конце концов, герра Гитлера немцы выбирали себе сами. В Британии гайки тоже были затянуты до предела, даже дамы были поголовно мобилизованы. Законы военного медли не оставили камня на камне от обычных английских свобод, но цивилизация была влюблена в собственного премьера. Тем наиболее что он правдиво предупредил в своей первой премьерской речи: «Единственное, что я могу вам на данный момент предложить, — это кровь, пот и слезы». Впрочем, изобилие этих жидкостей под конец утомило и англичан. В июле 1945 года Черчиллю придется покинуть Потсдамскую конференцию стран-победительниц и уступить место фаворита лейбористу Клементу Эттли, чья партия на очередных выборах покупала уставших от войны избирателей обещаниями все отнять у богатых, пораздавать бедным и устроить в стране правосудный строй рабочих и иных трудящихся.

Черчилль еще станет премьером в 50-х годах, когда англичане вновь возвратятся к консервативным идеалам и вспомнят ветхих героев. Впереди у него еще масса дел, в том числе известная фултонская речь «Мускулы мира», в какой он объявит о пришествии прохладной войны с СССР, «опустившим на одну вторую Европы стальной занавес».(После данной речи дела с СССР будут навсегда испорчены, но единственное, о чем станет сожалеть Черчилль, что посылки с черной икрой от Сталина отныне прекратятся — увы, Иосиф не пришлет ему больше ни зернышка данной вкуснятины.)Он еще напишет массу книжек. Он доживет до 90 лет, этот неутомимый курильщик, прожора и алкоголик, начинавший день с виски и заканчивавший его коньяком, никогда не издававший из губ обгрызенную сигару. Его похороны будут событием гос значимости, и в заключительный путь его проводят сотки тыщ человек. Но главной подвиг его жизни пришелся на 1940–1945 годы. Именно он, не ведая колебаний не признавая компромиссов, приготовлялся биться с мощами тьмы, как он назвал гитлеровскую машинку еще в те годы, когда по всему миру превосходным тоном числилось разговаривать о Гитлере с симпатией и пониманием.

Сейчас не время Черчиллей. В мире, где президент США укрывает свое курение, как нашкодивший мальчик, а правители Европы на полном серьезе воспрещают арестовывать убийц-пиратов, потому что с теми могут плохо обращаться позже в тюрьме; в мире, где политкорректность одолевает здоровый смысл, а война приравнена к правонарушению, Уинстон с его простыми и увесистыми ответами на трудные вопросцы не пришелся бы ко двору.

С иной стороны, не стоит забывать, что ежели бы не такие, как он, то этого «двора» не было бы совсем.

1
Он был безусловно уверен в победе. Возможно, он был единственным человеком в мире, который тогда в это веровал. Но его транслируемые по радио речи, полные оптимизма и священной ярости, заражали жителей нашей планеты энтузиазмом оратора.

2
Он смог живо реорганизовать флот, авиацию и ПВО, удержавшие германцев от посадки в Британию.

3
Он начал налаживать контакты с ненавидимым им Сталиным, предложив Советской России альянс. Одновременно английские скрытые службы провели несколько операций, заставивших Гитлера поверить, что таковой союз — дело решенное. Мы навряд ли узнаем, какова доля собственного роли Черчилля в том, то фюрер подписал в декабре план блицкрига с СССР «Барбаросса», тем не наименее втягивание Советского Союза в войну было конкретно тем, на что полагался Черчилль.

4
Он смог уверить американцев, очень занятых своими неуввязками в Тихоокеанском регионе, что пришло время подсоблять. И подсоблять много. После встречи с Черчиллем президент Рузвельт подписал указ о ленд-лизе — поставке в Англию, Россию и Францию техники, сырья, провизии и боеприпасов на 50 млрд долларов*.

* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика:

«


Умножь эту сумму на 14 — и усвоишь, сколько будет в идущем в ногу со временем эквиваленте»

5
Он оказался великолепным кризисным управителем. Рациональную военную стратегию Черчилль кооперировал с мудрой внутренней. Развернутая по стране сеть гражданской защиты и взаимопомощи защитила англичан от фактически всех кислых ужасов войны: на находившемся в блокаде полуострове не было голода, конвои доставляли из США провизию и медикаменты.

6
Он обеспечил массированную поддержку всех партизанских движений на захваченных территориях. Югославские, французские, польские подпольщики получали от Британии не совсем лишь валютную и военную, но и информационную помощь: английские радиостанции наладили выпуск программ на фактически всех языках.