Я непрерывно с теплотой вспоминаю свое детство. Сколько я себя помню, дома у нас днем теснее царила радостная суета, и за завтраком приходилось разов 5 наливать чайник и заваривать чай. И мать моя, и папа были из многодетных семей, и количество родственников у нас было громадное. Впрочем, ступень родства нам, детям, установить было тяжело, да никто не пробовал. Мы просто чрезвычайно обожали приезды еще одного гостя и стремглав кидались навстречу. Потому что знали: будут непременно подарки, и много. Так как посчитать заблаговременно количество деток приезжим гостям было тяжело, то гостинцев непрерывно было с запасом.
Особенно хороши были зимние вечера. Все взрослые собирались за круглым громадным дубовым столом, покрытым скатертью в клетку, и водили неторопливые беседы. Звенели ложки в чашечках, слышался негромкий хохот и благоухало фирменным маминым пирогом с яблоками. Бабушка живо вяжет еще одну пару теплых носочков кому-то из бесчисленных внуков и внучатых племянников. А из-за ножки кресла за клубком ниток пристально смотрит полосатый котенок и, улучив момент, гонит клубок в угол комнаты. Все детвора отрадно кидается в погоню, еще посильнее запутывая нитки и наводя еще более кавардака. А бабушка делает вид, что гневается. За окном большими хлопьями тихо падает снег.
Когда я вышла замуж, чрезвычайно желала, чтоб у нас супругом дом был конкретно таковым островком счастья и комфорта, где бы собирались все наши родственники и друзья. Жить мы стали в однокомнатной малюсенькой квартирке, принадлежавшей родителям супруга. Она была полупустая и чрезвычайно запущенная, но меня это не смутило. Мне нравилось наводить порядок и клеить обои. Приятно было глядеть, как все преображалось понемногу.
На машине, которую мне одолжила сестра, я забавно шила занавески с оборочками и покрывала. «Зачем копаться, можнож покупать все готовое,» — пожимал плечами супруг. Можно, окончательно, но в магазинных вещах нет той изюминки семейного тепла.
Особой гордынею моей было лоскутное одеяло, сшитое из мелких лоскутков.
— Деревенское какое-то, — супругу оно точно не понравилось. А для меня это одеяло было картой моего юношества. Вот этот красноватый лоскуток от моего платьица, которое бабушка сшила, а голубий в горошек — от маминого любимого халатика, вот эти желтоватые — от ткани, из которой я сама когда-то шила платьица куколкам...
Семья у нас поначалу была маленькая. Я, супруг мой и большой, немолодой и представительный полосатый кот Василий. Муж вначале был против кота, он вообщем не обожал животных. Но Василий был не попросту моим «приданым», он был долею моего юношества. Слепым котенком кто-то подбросил его к нам ночкой во двор, я 1-ая услышала его писк, вышла и принесла домой умещающийся на ладошки крошечный комочек. Выкормила его из пипетки молоком, и Василий стал членом нашей семьи навсегда. Поэтому пребывание его в моей теснее взрослой жизни не дискуссировалось.
В собственной домашней жизни я пробовала возродить традиции, которые мне были недалеки в моем детстве. Но, как на данный момент разумею, это была иллюзия того, чего же мне хотелось. Да, у нас практически каждодневно были гости. Но это были друзья и знакомые супруга, «творческие личности», как горделиво назвал их супруг. С моими родственниками и приятелями у него не заладились дела.
Почти непрерывно у нас кто-то ночевал. Это был или опоздавший на заключительный транспорт гость, или приезжий музыкант или певец, в поисках счастья прибывший в наш город из глубинки. Раз в недельку непременно устраивались вечеринки с пребыванием великого количества публики, которую совершенно не смущали размеры нашей квартиры. Еще днем я начинала готовить угощение, потому что гости могли придти и ранее указанного медли.
Потом тянулись часы задумчивых дискуссий за столом — о музыке, живописи, в каких я не участвовала, потому что металась из кухни к столу и обратно. Впрочем, съедалось все без разбору подчистую. Под утро я шла мыть посуду и старалась подремать пару часов. Потом мне надобно было на работу, на дежурство. Муж же традиционно дремал до обеда: у него был вольный график с подходящим заработком — точнее, полным его неимением.
Известие о том, что у нас будет ребенок, внесло смены и разлад в нашу семейную жизнь. Супруг даже высказывал идеи насчет «других вариантов» не считая рождения малыша, но по моему решительному виду сообразил, что придется смириться. Потом он даже время от времени грезил вслух, как будет учить отпрыска музыке, и даже откуда-то принес домой ребяческую скрипку.
Беременность была трудная, я плохо себя ощущала и живо утомлялась. И окончательно, никаких вечеринок у нас дома до утра теснее быть не могло. Мужа стало реже видно дома, он очевидно тосковал по бывшей веселой жизни. Поэтому нередко вечерами я оставалась одна, наедине со своими думами и котом Василием.
Из роддома с дочкой меня встречали мать и подружки. До супруга так никто не дозвонился, и он не приехал. Дома меня ожидал полный погром и исхудавший Василий, который скрывался за диванчиком. И 1-ые дни я просто вымывала и очищала нашу квартиру, в какой, видимо, праздновалось рождение нашего малыша.
Дальше потянулись обыденные будни. Супруг являлся изредка и непрерывно с нехорошим настроением. Единственной отрадой моей была дочка. Вечерами я в десятый разов разогревала ужин и прислушивалась к шагам на лестнице. Хотя лучшим индикатором был кот: услышав знакомый звук шагов, он мгновенно определял владельца и, сверкнув недовольно очами, слезал с любимого супругом дивана и залезал на батарею.
Именно таковыми вечерами я полюбила вязать. Это отвлекало меня от печальных идей. Сначала просто вязала носочки дочке, позже племянникам. Потом обеспечила носочками и варежками всех подруг и знакомых. Даже Василий получил пару свитерков и теплый коврик из ниток.
Однажды, когда мы с дочкой как традиционно проводили вечер одни, заявилась моя свекровь и, отводя глаза в сторону, стала вести разговор о том, что здесь, в «ее квартире» необходимо сделать капительный ремонт, и нам с дочкой необходимо на время пока съехать. Я все сходу сообразила. Муж мой издавна вел двойную жизнь. Я просто полагалась, что когда дочка подрастет немножко, он все-же выучится быть обычным супругом и папой. Но этого не вышло. Мы ему стали вообщем не необходимы.
Морозным днем уходили мы с дочкой навсегда из нашего бывшего дома в новейшую жизнь. В руках у нас была одна сумка с вещами, лоскутное одеяло и плетенка с котом Василием. За заключительный год кот сильно устарел, практически ничего не слышал и великую часть медли просто дремал.
Конечно, родственники и друзья наперебой давали нам помощь, и в том числе пожить у их. Но они и так мне сильно подсобляли заключительные годы, не хотелось напрягать еще проживанием у иных жителей нашей планеты на неопределенный срок. Поэтому нашим новеньким домом стала малюсенькая съемная квартирка на окраине городка.
Я старалась во всем созидать сейчас лишь положительное и благие знаки. Да, на заключительном этаже дома — зато слышно, как воркуют голуби под крышей. Окна выходят на пустырь — зато под окнами посадим цветочки и непременно ромашки. В доме нет лифта - великолепно, я за заключительные годы поправилась, буду пешком подниматься, чрезвычайно полезно.
Вечером за окном слышались подвывания ветра, а мы лежали с дочкой на лоскутном одеяле и грезили. На стенки мы поклеим желтоватые обои и поставим на подоконник горшочки с цветами. И картину на стену повесим, где девченка стоит в шапке на фоне моря. Как и все обитатели морских городов, мы лаского обожали море, но видели его чрезвычайно изредка из-за неизменной занятости. И собаку заведем, непременно. И вновь будем собирать гостей по вечерам за круглым столом, всех, кто захотит придти к нам. И испечем кучу печенья...
Василий сильно дремал в плетенке и шевелил во сне лапками. Ему снились, наверняка, вечера его юношества: и бабушка с вязаньем и его любимыми клубками, и куча детворы, играющей с ним бантиком на веревочке, и вся семья в сборе, и полное чувство покоя. А за окном пошел в конце концов истинный 1-ый снег...