Почему мы боимся ислама?

В дни основных мусульманских праздничков Курбан-байрам и Ураза-байрам блоги и социальные сети пестрят фото, изготовленными в Москве в районе метро «Проспект Мира». На их – тыщи молящихся мусульман. И каждый год под этими фото возникает больше комментариев типа «кошмар» и «какой ужас». Да, для обитателей домов на подступах к Московской cоборной мечети это, конечно, грозная неувязка. Ну а разве для самих мусульман – нет?В Москве по различным данным действуют не то 6, не то и совершенно четыре мечети, а число исповедующих ислам по официальным оценкам превосходит 2 млн. Неужели ежели бы на 500 тыщ православных приходилась одна церковь, там на Пасху собиралось бы меньше народу?

Так в чем кошмар и кошмар?Почему нас сердит это людское море, возмущают хиджабы, стращает ислам?Впрочем, насчет «нас» пора проговориться. В 2013 году мусульмане сочиняли 7% народонаселения России*, другими словами – не наименее 10 млн человек(и цифра наверное занижена – фактически все мусульмане живут, будучи полулегальными трудовыми мигрантами, и навряд ли попадают в поле зрения социологов). Им, конечно, не прибывает в голову опасаться своей религии. Но речь не о их, а о большинстве. А большая часть очевидно взбудоражено: этот же опрос показал, что 42% россиян считают основной опасностью сохранности страны «распространение исламского фундаментализма и мусульманских движений». Что же вызывает у нас кошмар?

Главных ответов, пожалуй, три: мусульмане не схожи на нас, мусульмане вдруг оказались рядом с нами, и ислам – очень грозная и воинственная религия. С каждым пт стоит разобраться подробнее.

7 из 10 мусульман в мире считают, что мораль и ислам – фактически синонимы. Однако в Албании и Казахстане меньше половины мусульман считают, что лишь верующий в Аллаха может считаться высоконравственным человеком.

40% народонаселения Палестины выгораживает террористов-смертников. В Азербайджане – лишь 1%.

16% мусульман Индонезии – самой большой мусульманской страны мира – согласны с нормой шариата, предписывающей наказывать гибелью еретиков.

По данным исследования компании Pew Research «Мусульмане мира: религия, политика и общество»(«The World’s Muslims: Religion, Politics and Society»). Подробнее на сайте компании pewforum.org

Боязнь и отторжение иных, не схожих, – одна из самых старых психических реакций. Причем реакция эта безусловно нужна для выживания. «Это одна из форм нашей психологической охраны в непредсказуемом и опасном мире, – изъясняет психолог Галина Солдатова. – Она часто подтверждала свою эволюционную значимость. Поэтому есть некий уровень закрытости по отношению к «другим», который жизненно нужен каждому из нас для сохранения собственного «Я» не дозволяет человеку раствориться в окружающем мире». Однако удержаться на этом наименьшем уровне трудно. А теснее последующий шаг – дробление на собственных и чужих – фактически неминуемо ведет к ксенофобии, одной из разновидностей которой и является исламофобия, другими словами робость ислама.

«Социальный порядок постоянно задавался всепригодной психологической кандидатурой «мы — они», – изъясняет Галина Солдатова. – Залогом выживания было творение замкнутых «мы-групп» и настороженное или злобное отношение ко всем чужим «они-группам». Стремление разделять мир на «мы» и «они» — одна из базисных необыкновенностей нашей природы, но в то же время это и центральный психологический механизм ксенофобии».

Как преодолеть неприязнь к тем, кто непохож на нас?Самый явный рецепт – выяснить иных получше. Чаще всего это подсобляет убедиться, что предлогов для ужаса нет.

«Все мировые религии игрались цивилизаторскую цель, вот и Мухаммеду пришлось иметь дело с кочевниками-язычниками, – изъясняет происшествия появления ислама историк и религиовед Борис Фаликов. – Обуздать их бешеные норовы было трудно, но Мухаммед совладал. В чем-то ислам наиболее жесток, чем иные религии(запрет на алкоголь), в чем-то наименее(нет запрета на полигамию, она просто узаконена)». Многоженство, конечно, смотрится для евро сознания удивительно, да и о равноправии дам и парней в мусульманском мире разговаривать не приходится. Но в VII веке, когда Мухаммед начал проповедь ислама, это было очень полезное решение. Причем для дам сначала: междоусобные войны и обычай кровной мести привели к громадному числу вдов в арабском мире. И большая часть из их были обречены или на погибель,
либо на нищенство. Ислам же не совершенно лишь дозволял мужчине иметь нескольких жен, но и предписывал беспокоиться о каждой.

Однако кроме существенных различий есть у ислама и много сходных черт с христианством, да не совершенно лишь с ним. Сам Мухаммед считал свою проповедь изложением заветов того самого Бога, который до этого теснее явил откровения иудеям и христианам. Увы, откровения эти оказались не до конца поняты или искажены, а потому Богу пришлось отправить населению земли еще 1-го – заключительного – пророка с «окончательной версией» учения. Им и стал Мухаммед. Моисей и Иисус Христос почитаются в исламе как пророки Муса и Иса. «В ранешном исламе не ко всем «неверным» было однообразное отношение, – подчеркивает Рада Грановская. – Среди их особо были выделены иудеи и христиане, как люди Писания, так как они веруют в такого же Бога, что и мусульмане. Мухаммед никогда не призывал иудеев и христиан обращаться в религию Аллаха, так как они теснее получили свои настоящие откровения»**. Да, ислам предугадывал «поражения в правах» для иудеев и христиан, но им гарантировали жизнь и даже неприкосновенность имущества. Мусульманин полностью мог брать в супруги иудейку, а христианин мог плечом к плечу с мусульманином биться против общих недругов. К тому же «люди Писания» в арабском мире игрались главную роль, занимаясь деятельностью запретной для мусульман, но общественно нужной, – как виноделие или ростовщичество, к примеру.

Попробуйте представить, что запруженную массой молящихся площадь вы обнаруживаете не у спорткомплекса «Олимпийский», а, скажем, у мечети где-нибудь в Стамбуле. Правда ведь реакция будет совершенно другой?Но в том-то и дело, что ислам дословно за пару лет оказался вдруг совершенно рядом даже с теми из нас, кто до этого знал о нем лишь из телека. На школьной фото малыша мы подмечаем одноклассниц в хиджабах, бородатые мужчины в аэропортах раскладывают в урочный час молитвенные коврики прямо в залах ожидания, а улыбчивый торговец в магазине через дорогу вдруг разом становится угрюмым и подозревает нас в сговоре с шайтаном, стоит лишь спросить, отчего в их мясном отделе никогда нет свинины.

Да, ислам совершенно рядом. Но это, вообщем разговаривая, не новость – в городках и селах, к примеру, Поволжья или Урала христиане и мусульмане веками жили бок о бок. Недавно выдающийся языковед и антрополог Вячеслав Иванов говорил в интервью Psychologies: «Мой отец родом из села в Северном Казахстане. Мой дедушка был учителем гимназии, и местные муллы научили его арабскому и персидскому языкам». А вот его вывод: «В любом мудром государстве сотки наций и языков. В Лос-Анджелесе, где я читаю лекции, сосуществуют 220 языков, и никто никому не мешает. Помешать могут люди, которые натравливают одних на иных. А ежели не натравливать, то все великолепно уживаются».

При наиболее недалёком знакомстве, к примеру, оказывается, что ислам конкретнее и доступнее фактически всех учений. В тех религиях, где высоконравственный идеал недосягаем, эта недостижимость могла порождать лицемерие; а «в исламе нормы были не совершенно лишь выполнимыми, но простыми и понятными, – показывает психолог Рада Грановская. – Исполнимость этих норм нравственности делала сторонников ислама психически наиболее здоровыми». В исламе нет монашества и высшим служением Богу признается не уход от мира ради соблюдения заповедей, а взыскательное соблюдение обычных заповедей как разов в ежедневной жизни. Очевидно, что люди западной цивилизации – как христиане, так и атеисты – еще терпимее относятся к нарушению религиозных и нравственных установлений. Не принуждает ли их это чувствовать вину и некую свою неполноценность в сопоставлении с мусульманами, которые чтут заповеди по-настоящему истово?

Ученые, которые веруют в Бога

«Влияние христианства на сообщество ограничено в силу отделения церкви от страны, – изъясняет Борис Фаликов. – В процессе секуляризации религия на Западе утратила свою «суровость», узаконив те социальные нормы, которые ранее считала неприемлемыми. Например, ослабели требования, предъявляемые к семье. А с исламом этого не вышло, религиозный закон(шариат)остается незыблемым в исламских государствах». Процесс отделения норм религии от практики ежедневной жизни, вероятно, произошел в христианских странах конкретно потому, что Евангелие не содержит исчерпывающих указаний насчет того, сколько разов в день и в которой позе надлежит молиться верующему, какие одежды ему следует носить, какие продукты употреблять в еду, каких профессий избегать. Это оставляет простор и для объяснений, и для вмешательства и укрепления роли светских инстанций. В Коране такие указания есть, а потому и секуляризация следует куда сложнее. Авторитет светской власти или суда несопоставим с волей Аллаха, и «зазоров», куда могут вклиниться светские представления, совершенно немножко.

«Проблемы мусульман на Западе в том, что они желают жить по шариату, но не по светским законам, принятым в той или другой стране», – отмечает Борис Фаликов. Впрочем, время от времени демонстративность в соблюдении исламских традиций оказывается ответной реакцией на неприятие сообщества. «Вы не любите мусульман, вы горячитесь, когда их видите?Тогда я заявлю о том, что я – мусульманка, я заставлю вас на себя глядеть!» – так обрисовывает внутреннюю мотивацию девушки, надевшей хиджаб или чадру, социолог Альбер Мемми(Albert Memmi). И остроумно отмечает, что в этом смысле хиджаб становится эмблемой самоутверждения, вроде мини-юбки в 1960-е годы. Правда, по его же наблюдениям, большая часть французских студенток, начинающих носить хиджаб из этих суждений на первом курсе, расстаются с ним курсу к третьему.

Но остается самый основной вопросец. Вопрос террористов-смертников и «Аль-Каиды», «всемирного джихада» и «Исламского государства». Действительно ли ислам – религия насилия и убийства «неверных»?Пророк Мухаммед, сражаясь с язычниками, разговаривал о необходимости рубить им головы, а ключом от рая объявлял клинок. Сегодня критики ислама строят на этих цитатах нарекания в кровожадности, а заступники изъясняют их политическими требованиями момента. И у тех, и у иных выходит довольно внушительно. Но, как ни удивительно, это даже не очень главно. Потому что библейский Моисей, к примеру, призывал к истреблению племени амалекитян. Далай-лама V в 1660 году, подавляя восстание в одной из провинций, требовал истребить парней, дам и деток, размозжив их, «как яичка о скалы». О количестве уничтоженных «во имя Христово» экзекуцией нечего и разговаривать. Оправдание насилию в различное время выискали в хоть какой религии, было бы желание.

Многие, кстати, считают нынешнюю злость ислама собственного рода «болезнью роста» юный религии. «Ислам лучше сохранил собственный харизматический напор. Но дело не совершенно лишь в возрасте, по другому те же буддизм и индуизм могли быть самыми «либеральными», а это не так», – считает Борис Фаликов. По его воззрению, основная неувязка может корениться в колониальном прошедшем, которое до сих пор осознается исламскими странами как неизжитая обида. «Сразу опосля освобождения во фактически всех из их была предпринята попытка модернизации, преобладали националистические и левые идеи. Не вышло. Начался подъем ислама, при этом в радикальной форме. Возникла максимально упрощенная идеология, которая все беды исламского мира изъясняет кознями хитрого Запада, такого шайтана во плоти», – ведает Борис Фаликов. В знаменитом смысле колониальной можнож считать и политику России, а позже и СССР в отношении среднеазиатских и закавказских народов. Что хорошо изъясняет теперешнее напряжение в их отношениях с россиянами.

Что же дотрагивается погибели за веру, то Рада Грановская направляет внимание на одну главную необыкновенность ислама. «Непременная добродетель мусульманина – отказ от самостоятельности и покорность воле Аллаха, так как «благочестие перед Богом есть покорность», – констатирует она. И прибавляет, что отсюда выслеживаются «корни фатализма, хладнокровия к жизни, представления о призрачности какой бы то ни было практической цели». Если ключевая необыкновенность христианства – представление о воле воли, о способности выбора меж благом и злобном, то сообразно доктрине ислама все поступки каждого заблаговременно записаны в книжке судеб. А разов так, то какой смысл сопротивляться неминуемому, не лучше ли побыстрее исполнить волю Всевышнего и попасть в рай?Эта установка во многом предопределяла бесстрашие мусульманских бойцов. Сегодня, увы, она предопределяет спокойствие террористов-смертников.

Страх перед ими, как и перед исламом в целом, усиливается. Рост ксенофобии – одна из воспримет хоть какого кризиса. «На протяжении жизни хоть какой из нас переживает и свое личностное «Я», и групповое «Мы». Обычно доминирует личностный уровень, но в кризисных ситуациях, в моменты напряженности в сообществе человеку становится все сложнее надеяться лишь на себя, – изъясняет Галина Солдатова. – И он в поисках опоры устремляется к расширению собственных соц и психологических границ, подчеркивая свою неразрывную связь с какой-нибудь общностью или группой». И означает, обостряя противоречия с «другими», теми, кто к данной группе не принадлежит. Эта закономерность действует для всех сообществ, но у мусульман и представителей западного мира базы социальной идентификации приметно разнятся.

Большинство европейцев, да и россиян, определяя свою принадлежность к группе, вспомнят сначала о гражданстве, национальности, профессии или семейном статусе. Для большинства мусульман база идентичности – их приверженность исламу. Однако тут главно держать в голове, что ислам очень многообразен. И вера террористов, обезглавливающих перед камерами несчастных заложников, – это ислам озлобленного меньшинства. А большая часть сторонников ислама – самые обыденные люди, со своими плюсами и со своими традициями. И они могут быть сколько угодно не схожи на нас, но в основном – стремлении жить в мире – ничем от нас не различаются.

* По данным «Левада-центра», levada.ru

** Р. Грановская «Психология веры»(Питер, 2010).

Книга «Может ли другой стать ином?Тренинг по профилактике ксенофобии» Галины Солдатовой и Анны Макарчук адресована учителям и психологам, работающим с детьми, но будет полезна всем, кто готов признаться себе в нелюбви к чужим – и преодолеть ее(Генезис, 2006).

Читайте Досье: «Теракт во Франции: комменты психологов»