Дневник папы одного мальчика. Выходной с завесой тайны

На воскресенье был заблаговременно запланирован поход в музей. Полтора года назад, будучи годовалым малышом, Егор теснее навещал сходственное заведение. Тогда это был музей изобразительных искусств. Едва ли наш отпрыск помнит это мероприятие, и чуть ли в музее что-то так сильно поразило и удивило его, как поразил музейных смотрительниц визит настолько молодого экскурсанта. На этот разов – мы направились в Музей природы. Там чрезвычайно много занимательных экспонатов: дивно четкие композиции, демонстрирующие обилие уральской природы на севере и юге, западе и востоке, разные камешки и минералы, которыми так славится наша земля, и, окончательно же, впечатляющие эталоны из мира животных и насекомых. Для деток – просто дивно. И познавательно. Егор не тосковал. . Наибольший энтузиазм вызвали пугала всяческих уральских животных, посреди которых время от медли попадались экземпляры не бог известие как попавшие в наши края. Егор безо всякого труда распознал лося, медведя, зайца, волка и лису, искренне обрадовался ежику, посмеялся над фламинго. Я, еще до прихода в музей, длинно мыслил, как разъяснить отпрыску, так любящему зоопарк и живых животных, что это такое стоит за стеклами музейных витрин?Говорить ему о технологии производства пугал, о погибели, предшествующей «музейному бессмертию», совершенно не хотелось, искренно врать – тем наиболее. Пришлось разъяснить ему, что это не истинные зверюшки, а просто игрушечные, пусть и чрезвычайно схожие на истинных. В общем, как-то трудно все это объяснялось… Хотя отпрыск, мне кажется, осмысливал. Но больше всего я переживал за тот момент, когда Егор увидит головы животных(лося и кабана), такие охотничьи трофеи, висячие на стене. Как разъяснить малышу, что это такое?Задачка по собственной трудности сопоставимая с перевоплощением ртути в золото. К моему счастью, изъяснять ничего не пришлось, Егор сам отыскал ответ: – Лось застрял… – сострадательно констатировал он, смотря на стену. Спорить с ним не хотелось. Смотрительницы музея не прекращали умиляться – как искренне увлеченный мальчик пришел к ним. Такой малюсенький, но таковой пытливый, способный по одному лишь скелету мамонта распознать в нем слона. Одна из их умилилась так, что дозволила нам осторожненько заглянуть под плотную ткань, накрывающую какую-то новейшую, пока еще тайную от глаз гостей витрину. Первой поторопилась заглянуть под завесу скрыты наша мамочка Иришка. Любопытство сыграло с ней плохую шуточку — чуть она приподняла уголок ткани, как тотчас, ужаснувшись, закрыла все обратно. Тут, теснее не на шуточку, были заинтригованы мы с Егором. Под темной тканью, в стеклянном параллелепипеде лежало пугало громадного, около 5 метров в длину, крокодила с разверзнутой пастью. Именно с данной пастью, так сказать нос к носу, столкнулась наша мать. Егор был поражен. Против всяких позволений он заглядывал под завесу еще и еще разов, его глаза пламенели нездешним огнем. - Крокодил Гена, – шепнул малыш, и стало понятно, как померкла в его очах вся иная экспозиция музея. Достаточно было всего 1-го, конкретно этого экспоната, чтоб оправдать стоимость входных билетов, чтоб сей день теснее наверное запомнился отпрыску. Ему хотелось вполне сдернуть черную ткань с «чудовища» и осмотреть его получше, при дневном свете. Но этого, само собой, никто не дозволил, пусть это было не совершенно правдиво по отношению в молодому натуралисту. - Приходи к нам через две недельки. К тому медли мы все подготовим, уберем тряпочку и на крокодила сумеют глядеть все, кто захотит, – произнесла смотрительница, лишь раздразнившая мальчишеское любопытство. Егор кивнул: он придет. Стараясь как-то отвлечь отпрыска от грез о громадной рептилии, мы направились в знаменитый торгашеский центр, чтоб дозволить Егору переварить полученную за день информацию и отдать ему порезвиться в ребяческой игровой комнате. С недавнего медли таковая комната стала чрезвычайно желанным местом для малыша. В эту игровую комнату он готов ходить в хоть какой день недельки и в хоть какое время суток. Приходя туда, отпрыск тотчас принимается выпроваживать нас, намекая на то, что он теснее довольно великий, чтоб предки без опасения могли бросить его посреди иной, пусть и немногочисленной детворы. Он сам способен обеспечить собственный досуг, и совершенно не будет тосковать по родителям. И вопить не будет. Признаться, мы по-хорошему рады этому факту, и визиты в эту комнату именуем меж собой «подготовкой к ребяческому саду». Забирали разгоряченного и раскрасневшегося отпрыска через полтора часа. На прощание, как и постоянно, малюсенького гостя угостили мармеладным медвежонком. Впрочем, Егор великолепно помнил о данной церемонии и, еще надевая брюки, начал выпрашивать себе угощение. Очень трогательный и запоминающийся момент, как мне кажется. Для меня, жителя нашей планеты родившегося в 1980-м, в год олимпиады в Москве, церемония прощания с ролью милого мишки – это постоянно еще больше, чем просто прощание. В таковых вариантах я постоянно чувствую необыкновенную торжественность момента, и слезы умиления сами собой подступают к очам. На наши родительские расспросы – как и с кем играл отпрыск, Егор уклончиво ответил, что играл с шариками, катался с горки, и нехотя добавил, что играл с девченкой по имени не то Олеся, не то Алиса. Нам с Иришкой так захотелось знать подробности – как они познакомились, кто первым подошел, как он вызнал имя, чем они занимались и многое-многое еще… Ведь отпрыск только-только начинает настоящее общение с иными, неизвестными детками. Но на все наши последующие расспросы малыш отвечал жестким безмолвием. И неясно усмехался. Как и в случае с музейным крокодилом – Егор лишь слегка приоткрыл завесу скрыты, заинтересовал, увлек…и оставил все до последующего раза. Хитрец… Вот и выходит, что полуоткрытая скрыта – еще занимательнее и притягательнее, чем скрыта, раскрытая вполне либо совершенно безызвестная, без разницы от того — ребенок ты либо взрослый.