Примат примату — волк. Почему люди постоянно воюют и сколько это будет продолжаться

Почему из всех животных воюют друг с другом лишь люди?Это поэтому, что мы такие разумные?Или, напротив, мы стали таковыми разумными, поэтому что были брутальными?Или некие животные тоже могут под настроение уничтожать себе сходственных?Попробуем мирно разобраться.

Вся история жителя нашей планеты — это история войн. Попутно, окончательно, еще изобреталось колесо и мытье рук, но хоть какой открывший учебник истории неминуемо утонет в обилии взмыленных конских крупов, кровавых клинков и прорывов полосы Мажино.

Даже самые большие литературные творения древности — это в основном вдохновенные повествования о том, как Ахилл выдирает сухожилия из Гектора, Шива раздает пинки асурам, великолепный Усивака изничтожает дом Тайра, а Кухулин, сломав спину собственному другу Фердиаду, разговаривает благодаря чему предлогу несколько благих, прочувствованных слов. Про Библию и говорить нечего: там непрерывное избиение младенцев от первой странички до заключительней.

Учитывая, что биологически человек — каннибал и падальщик, иного поведения от него, наверняка, ждать было бы бесхитростно. Тем не наименее за годы эволюции этот хищник набрался такового альт­руизма и таких возможностей к сопереживанию, состраданию и милосердию, что ежели глядеть на население земли с какой-нибудь Альфы Центавра, то, наверняка, можнож было бы ждать, что теснее к палеолиту homo вроде бы sapiens отложит в сторону собственный старый каменный топор и преисполнится любви и благости. Нет, ну в самом деле, как можнож вопить над вянущим цветочком, а потом идти издавать кишки своим соседям?

Откуда в нас эта занимательная шизофрения?Почему человек так длинно формировался как животное вою­ющее и что происходит на этом фронте на данный момент?Очень любознательные ответы на эти вопросцы предоставляют заключительные исследования антропологов и социопсихологов.

О войнах

За всю обозримую историю не было ни минутки на планете, когда где-нибудь не шла бы война, и до XX века приблизительно 7–10 процентов народонаселения Земли гибло в результате военных действий ( в XX веке резко возросшая численность народонаселения обрушила этот процент, несмотря на несколько войн мирового масштаба). Надо сказать, что население земли так и не выдумало ни одной широкой идеологической системы, которая однозначно разговаривала бы, что война — это что-то нехорошее: все религии так либо по другому поддерживали святое право одной группы жителей нашей планеты резать иные группы жителей нашей планеты, ежели, окончательно, очень охото. Отдельные пацифисты непрерывно воспринимались большинством как существа малахольные, плохо разумеющие значимость исторических моментов.

При этом фактически убийство — отнятие жизни жителя нашей планеты — фактически непрерывно числилось правонарушением. С одной оговоркой: убийца действовал один либо в небольшой группе. Как лишь группа становилась великий, то любое убийство, абсолютное ею, величалось ли это войной, казнью, революцией либо угнетением мятежа, получало полную нравственную индульгенцию.

И вот этот момент — человек имеет право убивать, ежели находится в группе, но не имеет, ежели он один, — изъясняет очень фактически все про природу войны и человека. Правда, очень длинно на него не направляли внимания.

Существуют 10-ки теорий, изъясняющих парадокс войны: Фрейд изъяснял ее злостью и тягой к смерти, Мальтус — борьбой с перенаселением, Гегель — законами диалектического развития сообщества, Ленин — классовой борьбой. В заключительные годы возникла масса примечательных теорий: пассионарности, возрастного дисбаланса ( чем молодее народонаселение в обществе, тем охотнее оно воюет), экономические и рационалистические теории. И все они примечательно демонстрируют, в каких критериях люди охотнее воюют, но не отвечают на основной вопросец: для чего же они вообщем это делают?То есть понятно, что фавориты получают какие-то блага, но в целом война фактически непрерывно разорительна для всех сторон и крайне безвыгодна для безусловного большинства ее соучастников. Приятно, окончательно, получить на халяву кувшин, две циновки и моложавую рабыню — но стоило ли это риска остаться без головы?Обрати внимание, что сплошь и рядом люди воюют вообщем без шансов на какую-либо заслугу. Достаточно выучить историю военных конфликтов меж простыми племенами папуасов Новой Гвинеи, где каждое племя находится в перманентном состоянии беспощадной войны со всеми остальными, где хоть какой незнакомец воспринимается сразу убийцей и жертвой и где погибель от природных обстоятельств для мужчин ( да и для фактически всех дам)является событием необыкновенным. Люди просто живут тем, что истребляют друг дружку. Забота о пропитании, жилище, потомстве там второстепенна, на первом месте стоят неизменная внимательность, ужас перед недругом и ненависть к соседям.

В общем, ежели бы люди расходовали столько-же усилий, сколько расходуют на войны и на поиски компромиссов, они бы, бесспорно, смогли решать все мировые вопросцы, проливая одну-единственную жидкость — чернила.

Биологи и этологи, боязливо пытавшиеся внести в дискуссии свои предложения, традиционно агрессивно выставлялись за дверь. Ладно, разговаривали им, вы еще сможете что-то вякать про секс, психику либо там, про генетику, но война к биологии никакого дела не имеет. Звери не воюют. Покажите нам зяблика с гранатометом — тогда побеседуем.

И зяблик таки нашелся. Ну, то есть не совершенно зяблик…

90% всех компьютерных игр, издаваемых в мире, подразумевают, что игрок будет веселиться убивая. Игры, в которых необходимо врачевать, выращивать либо строить, пользуются куда наименьшим спросом, необыкновенно посреди мужской аудитории.

Самая краткая война в мире — это война 1896 года меж Великобританией и Занзибаром. Она длилась 38 минут — конкретно столько медли пригодилось английской эскадре, чтоб разнести дворец султана и выкурить оттуда правителя. Во время войны погибло 500 человек, все — занзибарцы.

Самая длинноватая война — вой­на меж Нидерландами и архипелагом Силли, на котором проживает около 2000 человек. Она длилась 335 лет. Жертв ни с той ни с другой стороны не было. Мир был подписан в 1986 году.

Зверские манеры

Животные вправду не воюют. Они могут драться, кусаться, царапаться, выгонять со собственной местности и вести брачные схватки, но в плане полномасштабных боевых событий у них имется великий ноль в анамнезе. Хищники могут охотиться группами, но, встретив группу-конкурента, они не станут выстраиваться в шеренгу и смыкать штыки; отдельные особи могут сцепиться, но в целом группы будут стараться держаться подальше друг от друга. Знаменитые «войны муравьев» тоже не являются войнами в человеческом понимании: это просто хищнические набеги на муравейники иного вида с разорением этих муравейников. Охота — да. Но не битва.

А вот чтоб группа 1-го вида преднамеренно прогуливалась уничтожать представителей иной группы, относящихся к тому же виду, — нет, образчиков такового плана природа человеку не демонстрировала. До поры до медли. А точнее, до середины 1970-х годов, когда исследовательница Джейн Гудолл, специализировавшаяся на исследовании шимпанзе в естественных критериях, выпустила книжку, свидетельствующую о том, что шимпанзе воюют. Именно воюют, без каких-то разночтений. Самцы ( время от времени и самки)группы собираются в боевые отряды и стараются незначительно пробраться к стоянке иной группы, попутно жестоко избивая, а иногда и уничтожая встретившихся им «врагов», в том числе и детенышей.

Биолог, временно превратившаяся в летописца, детально обрисовывает такие вылазки: «Шестеро взрослых самцов группы Касакелы, один самец-подросток и одна взрослая самка, оставив младших шимпанзе своры, направились на юг, а затем услышали вопли шимпанзе, доносившиеся с той стороны, и застали врасплох самца Кахамы — Годи. Один из самцов Касакелы повалил удиравшего Годи на землю, сел ему на голову и прижал его ноги, а остальные в течение 10 минут били его и кусали. Наконец один из атаковавших бросил в Годи великий камень, опосля чего же атаковавшие убежали. Годи сумел подняться, но он был тяжело ранен, истекал кровью, тело его покрывали укусы. Годи погиб от ран. На последующий месяц три самца Касакелы и одна самка опять направились на юг и напали на самца Кахамы по кличке Де, который на тот момент ослаб из-за хвори либо предшествовавших драк. Нападавшие стащили Де с дерева, топтали его, кусали, били и вырывали у него клочья шкуры. Сопровождавшую Де самку, у которой была течка, атаковавшие принудили пойти совместно с ними на север. Два месяца спустя Де видели живым, но истощенным так, что позвоночник и кости таза торчали из-под шкуры; у него отсутствовали несколько когтей, была оторвана часть пальца на ноге. После этого его не видели. В феврале 1975 года 5 взрослых самцов и один самец-подросток Касакелы отследили ветхого самца Голиафа из своры Кахамы. Восемнадцать минут они били его, били и пинали, наступали на него, поднимали и швыряли навзничь, таскали по земле и выкручивали ему ноги...»

Самое занимательное то, что совершенно не так давно обе эти группы были одной. Она разделилась опосля расхождения фаворитов. Все члены данной группы были недалёкими родственниками, испытывавшими до «развода» благие чувства друг к другу.

Книга Гудолл вызвала громадный скандал, необыкновенно в лагере поклонников теории о том, что истинная безжалостность в природе свойственна лишь человеку — существу, от природы оторвавшемуся.

Увы, последующие исследования ученых подтвердили наблюдения и даже расширили их. Выяснилось, что военные вылазки(правда, наименее беспощадные и реже приводящие к смертям)совершают и другие мортышки, к примеру гиббоны и павианы. Даже травоядные гориллы и паукообразные мортышки временами встают на тропу войны, чтоб как надобно навалять соседям.

Обезьяна с гранатой

Вопрос «почему» все еще продолжал летать в воздухе. Наблюдаемые Гудолл шимпанзе не мучались от бескормицы, у них были полностью необъятные охотничьи угодья, способные прокормить и большее число представителей вида. Возникало чувство, что они совершают такие набеги просто из наслаждения. Глумление над мертвецами и радостные танцы вокруг их казались актом вздорной и неоправданной безжалостности. И почему шимпанзе — такие разумные, привязчивые и эмпатичные, так трогательно сотрудничающие друг с другом и заботящиеся о безопасности собственных ближних — вдруг преобразуются в обезумевших садистов?Какие механизмы дозволили эволюционировать и закрепиться такому очевидно вредному для вида свойству?

И тогда появился последующий вопросец: а вредному ли?Самые беспощадные воители посреди приматов — это шимпанзе, они же являются самым мудрым из нынче живущих видов ( ежели не считать жителей нашей планеты, окончательно). Так что возникло ранее — разумность либо безжалостность?

Ряд исследователей считают, что безжалостность воюющих приматов — это следствие их высокоразвитой возможности к размышлению и состраданию. Именно поэтому, что могут осмысливать чужую боль, они причиняют ее, испытывая злость и возбуждение. И это возбуждение, ужас и эмпатия стают собственного рода наркотиком, который абсолютно нельзя добыть по другому, как муча себе сходственных. Единственные детеныши, которые осознанно калечат малюсеньких животных и приходят в возбуждение, смотря на их агонию, — это шимпанзята ( опять-таки ежели отвлечься от жителя нашей планеты). Котенок может изувечить мышь, но он не будет думать о чувствах мыши — он просто играет дергающимся клубком. Детеныш шимпанзе великолепно осмысливает, что птичке с оторванной ножкой больно, — он показывает попеременно и страх, и жалость, и злорадство, играя собственной живой игрушкой*.

* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика:

«


Так, пожалуй, уволюсь. Я и раньше был не самого лучшего воззрения о всяких мортышках, но опосля такового раскрытия карт я, право, начинаю ощущать себя в вашем сообществе некомфортн


»

Но большая часть эволюционных психологов все таки придерживаются противоположной точки зрения. Они считают, что как разов разумность приматов обусловлена их чрезвычайной злостью по отношению к себе сходственным.

Если смонтировать воедино разные теории ., то все происходило приблизительно так.

Предки приматов жили в местности, в которой умеренно началась беспощадная конкуренция за ресурсы. Расселение вне обыкновенного ареала по каким-то причинам длинное время было затруднено, и популяция мачалась от периодических голодовок, опосля чего же начались активные стычки меж ее членами с целью, к примеру, каннибализма либо просто регуляции численности ( такие картины мы можем следить у некоторых идущих в ногу со временем видов, к примеру у львов, гиен и крыс). Вот тогда и оказались очень выгодными мутации, которые ориентировали особей на альтруизм по отношению к «своим», то есть самым недалёким родственникам, и на злость к «чужим» — наиболее далеким родственникам. Будучи от природы созданием, не очень превосходно вооруженным для ликвидирования себе сходственных, в отличие от львов, гиен и крыс, предок жителя нашей планеты и обезьян не мог просто убивать конкурентов в одиночку. Зато объединившись группой, можнож было истребить всех излишних кузенов и троюродных дядюшек.

Достаточно большое животное-собиратель, нуждающееся в большом количестве белка, не спец на травоедении и не владеющее сильными клыками, когтями либо зубами, сделало ставку на сотрудничество и на злость к чужакам. Миллионы лет оно совершенствовалось в этих примечательных навыках. Часть его отпрысков выучилась прыгать по деревьям и питаться листиками, так что у растительноядных обезьян такие вылазки являются, быстрее, атавизмом. Но вот обезьяны-мясоеды принуждены были и дальше тренировать собственный патриотизм и непримиримость к врагам, потому что самый простой вариант было получить белок из таковой же мортышки, ежели, окончательно, подкараулить ее массой и оторвать у нее аппетитные и питательные ноги ( шимпанзе, будучи не таковым выраженным каннибалом, как человек, тоже не брезгуют поеданием долей тел убитых, до этого всего детенышей).

И да, в групповых схватках одолевали не сильнейшие, а разумнейшие. Наблюдательные, осмотрительные, с высокими возможностями к коммуникации, взаимопониманию и взаимовыручке. Те, которые старались не допустить никаких свар в своей группе ( вспомним тот основной момент, что убийца-одиночка у нас непрерывно изгой, потому что собственная злость, необыкновенно по отношению к «своим», не приносит бонусных очков группе, а отнимает их).

Так что не ум породил злость, а, возможно, напротив: наш великий и умный мозг мы получили в подарок от прапрадедушки, который с его поддержкою удачно доставал мозги поменьше.

Вот такие занимательные новинки прибывают к нам из мира птичек и зверюшек.

Прокляты навеки

И что все-таки, человек так и обречен на всю жизнь быть «человеком убивающим», разов уж таковая видовая квалификация вышла?

Представим себе отца семейства, который лаского целует деток и жену, поправляет вязаное одеялко на младенце, гладит киску, треплет за ухом собачку, подсыпает пшена канарейке, а потом берет берданку и идет стрелять в мерзавца, который позарился на мир и покой в любимой семье. Готовы ли мы его понять?Конечно готовы!По заключительней мере, на данном шаге развития сообщества. Защита собственных, необыкновенно самок и детенышей, у нас находится в таком приоритете перед всеми другими формами сострадания, что даже тогда, когда мы видим в кино нападения на мирные семейные гнездышки, у нас сжимаются кулаки и шерсть встает дыбом на хребте. Способность жителя нашей планеты к любви и состраданию поистине безмерна, с ней может сравниться лишь ярость по отношению к угрожающим тому, что мы любим, — наша ли это семья, имущество либо спасаемый нами от забоя кит.

Осталось лишь поделить мир на «своих» и «чужих». Для шимпанзе «свои» — это те шимпанзе, с которыми он контактировал заключительную пару месяцев. Или не совершенно лишь шимпанзе, но и, скажем, те же собачки либо любимые плюшевые игрушки — в общем, то, что шимпанзе не так давно обнюхивал, оглаживал и почитал своим.

У жителя нашей планеты с его обширнейшими коммуникациями и сверхнакачанным мозгом все куда сложнее. Он может искренне ненавидеть соседа по коммуналке и горячо обожать собственного президента, желая соседа он нюхает каждодневно, а президента никогда в глаза не видел(желая телек пробует поправить ситуацию). Он просто вырос в сознании, что «свои» — это его самый лучший в мире люд, возглавляемый самым лучшим в мире вождем, и это не дискуссируется. Даже полностью развитого и цивилизованного жителя нашей планеты можнож в считаные недельки перевоплотить в пылающего нелюбовью шимпанзе, ежели каждодневно из особых ящичков доверительно говорить ему, как проклятые печенеги делают колбасу из христианских младенцев, а порочные финикийцы планируют десантировать свою морскую пехоту в его санузел.

А вот ежели из этого же ящика, либо с церковных кафедр, либо со страничек превосходных книжек непрерывно повторять, что все люди — братья, все детки нуждаются в защите, что нельзя огорчать слабеньких, какого бы цвета у них ни были жабры, и вообще «не тронь птичку, положь собачку», то понятие «свои» полностью может растянуться до размеров Галактики и даже сверх того. И все эти пацифисты прошедшего — Эразмы Роттердамские, Викторы Гюго, Франциски Ассизские и Львы Толстые — в конечном счете расширяют-таки эту Галактику. Не для всех, неравномерно, но процесс следует.

Вот японский писатель XVII века пишет сказку про разбойника, который грабил и убивал жителей нашей планеты, а потом его словили и приговорили к казни в кипящем масле. В котел кинули и маленького отпрыска разбойника, и, когда масло стали заливать, разбойник, спасаясь от жара, встал на малыша ногами, и «зрители над ним смеялись». Семнадцатый век, просвещенный писатель. А ведь на данный момент даже в ИГИЛ мы навряд ли наберем созерцателей, которые смогли бы похохотать над таковым зрелищем...

Потому что человек, к счастью, изменяется — изменяется стремительно и к лучшему. Вид растерзанных тел недругов меньше веселит пуб­лику, ежели не брать совершенно атавистических особей. Чем безопаснее мы себя чувствуем, тем больше добросердечия мы готовы изливать на головы собственных ближних и дальних. Чем больше нам утверждают из каждого утюга, что насилие неприемлимо, тем наиболее мы склонны с этим соглашаться.

И наоборот: там, где, отобрав рычаги инфы, к власти прибывают мортышки, очень быстро фактически все сообщество покроется бешеной шерстью. Особенно та часть сообщества, образование которой по собственной малости и чахлости не сумеет выступить надежным щитом, оберегающим от испуга и ненависти к «чужим». К счастью, информация в современном мире не знает границ, и с каждым годом тоталитарным властителям данной планеты все сложнее по-настоящему заряжать собственный люд ужасом и ненавистью, ежели на самом деле этому народу ничто не грозит.

Так что с шимпанзе, в общем, можнож начинать прощаться — до худших времен. А то кто знает, как там на Альфе Центавра эволюция шла.