Раз уж мы дожили до тех времен, когда святотатство вновь преследуется законом, стоит разобраться, что же это все-таки за правонарушение такое, о котором заключительные лет двести в цивилизованном мире все и мыслить пренебрегали.
Текст: Гай Серегин
Вообще-то верующие устроены так комфортно, что оскорбить их может дословно все, что не втискивается в рамки их мировоззрения. Поцелуи на улицах, краткие юбки, плюшевые поросята, теория Дарвина, скульптура с веслом — малюсенько ли на свете богопротивных штук, которые так и просятся на костер священного гнева?Настоящего верующего, по великому счету, обижают фактически все реалии современной жизни, в том числе иные верующие, которые веруют во что-нибудь ошибочное. И это логично, ежели вспомнить, что: а)религии создавались давным-давно и б)фактически все религии не совершенно лишь стараются навести порядок в духовной и высоконравственной сфере, но и всячески организуют быт жителей нашей планеты, давая точные указания, что превосходно, а что плохо.
Религия, зародившаяся 5 тыщ годов назад в Месопотамии, на 5 с плюсом изъясняет, как необходимо сеять ячмень и скармливать девственниц крокодилам, но абсолютно не в состоянии ничего толкового сказать про трамвай. Церковнослужители, конечно, как могут, пробуют угнаться за цивилизацией. Закавыка здесь лишь в том, что религия непрерывно претендует на безусловную и непогрешимую истину в окончательной инстанции. Так было, так будет, и нынче, и присно, и во веки веков, аминь!Никаких смен и реформаций вера не дозволяет. То есть дозволяет, очевидно(куда она денется?), но со скрипом, воем и скрежетом зубовным. И с опозданием лет на двести минимум. Трамваи, телефоны и иная научная техника — еще половина беды(желая ученые мужи Израиля, к образцу, и принуждены расходовать на данный момент невозможные мозговые усилия, чтоб найти, является ли синтетическая одежда кошерной). Хуже, когда конфигурации затрагивают высоконравственные и этические нормы.
Еще блаженный Августин на самой заре христианства пробовал как-то разъяснить развращенным римлянам, почему святые мужи, библейские праотцы, занимались таковыми чудовищными бесчинствами: убивали дремлющих гостей, вступали в связь с своими дочерьми и разбивали младенцам черепа о камешки. Развращенным римлянам такие обычаи казались дикостью, и они не осмысливали, почему представители вот этих примечательных жителей нашей планеты сейчас воспрещают им заниматься сексом с правдиво купленной рабыней. Августину пришлось писать трактат, изъясняющий, что каждой эре подходит собственный высоконравственный закон и что все эти конфигурации происходят в полном согласовании с Божьим промыслом, о целях которого нам, богопротивным, знать не дано. Так вот, этот трактат Августина и на данный момент, фактически две тыщи лет спустя, воспринимается как нечто революционное, и нельзя сказать, чтоб чрезвычайно одобряемое официальными церквами. Потому что исходя из убеждений религии высоконравственные законы изменяться не могут, ибо они повлекут за собой и реформацию самой религии, другими словами ее погибель. Религия, даже самая обновленная, снабженная новыми пророками и просвещенными богословами, увы, непрерывно принуждена волочить за собой чешуйчатый хвост дремучих суеверий, обрывков старых верований и ветхозаветных предписаний.
В итоге хоть какой религиозный человек, даже наделенный максимумом здорового смысла*, непрерывно испытывает искренний дискомфорт от несоответствия верховодил, по которым он живет, окружающей реальности. Когда установленный софт не подходит требованиям железа, машинка начинает барахлить — это хоть какой программер подтвердит.
* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика:
«
В общем, да, Рушди с пророком обошелся достаточно агрессивно. Женил Мухаммеда, к образцу, на 3-х путанах, сделал язычником и великим другом Сатаны, с которым он ведет искренние беседы
»
Религиозные люди выкручиваются как могут. Они объявляют этот мир скопищем скверны, на которую и внимания обращать не стоит. Они запасаются смирением и терпимостью. Они успокаивают себя думою, что всех грешников зажарят на сковородках. Они разговаривают, что неисповедимы пути Господни. Они водят таковой же стиль жизни, как и все, считая, что вера сама по себе драгоценна, ну а блюсти пост и побивать себя покаянными плетьми необязательно, ибо это все форма, шелуха и наносное. Тем не наименее религиозным людям приходится нелегко.
Конец религиозного кризиса
Когда колесо истории закрутилось со скоростью колесика с обезумевшей белкой и эры заместо того, чтоб растягиваться на тысячелетия, стали проноситься над нашими головами в считанные десятилетия, все стало совершенно плохо. Примерно в XVIII веке церковники конечно сообразили: за всеми этими паровыми машинками религии не угнаться. На переосмысление и переоценку законов жизни требуется, понимаете ли, еще больше медли, чем на то, чтоб изобрести противозачаточную таблетку. Поэтому к началу XIX века мы имели на руках обширнейший религиозный кризис. А к середине XX века с религией было фактически покончено. В нескольких больших странах, таковых как СССР и Китай, она вообщем была объявлена вне закона, в других стала чем-то вроде милого государственного обычая, и даже в мусульманской общине начались разброд и шатания. В шестидесятые годы XX века иранки и афганки ездили в университеты на великах в кратких теннисных юбках — можешь себе представить?
Но население земли не сдавалось. На смену религии пришли идеологии(все-же человечий мозг не способен работать без обычного программного обеспечения, увы). Вместо хадисов и талмудов мы стали читать журнальчики про то, как верно кормиться и заниматься сексом(разница, по великому счету, маленькая: круг тем тот же самый). Церковь в большинстве стран разделяли от публичной жизни, из религий собрали самые солидные предписания и понастряпали из их уголовных кодексов и женевских конвенций. В итоге у человечества появилось иллюзорное чувство, что здоровый смысл и всеобщее удобство в кои-то веки восторжествовали на планете.
Не тут-то было. Прошло полста лет, и стало светло: нынешний мир разделен на два противостоящих лагеря. Одну сторону занимают сообщества демократические и индивидуалистические, иную — тоталитарные, клановые. Причем заключительная сторона в качестве соединяющей идеологии самым природным образом брала обычный для нее ислам. Иранские дамы облачились в паранджи, консервативные исламские партии стали проходить в парламенты, началась активная борьба со всеми видами тлетворного западного воздействия. И здесь выяснилось, что против горячей веры, способной двигать горы, постхристианскому сообществу фактически нечего противопоставить.
Все дело в том, что страстная вера может выгораживать самые страшные поступки. Шахид, взрывающий ребяческий сад, не отягощен угрызениями совести — в отличие от военных, которые позже бомбят родное поселение этого шахида, стараясь выкурить из подвалов его единомышленников. Шахид действует во имя Всевышнего, а солдаты — лишь во имя эгоистических представлений о нормах сохранности.
И вот здесь постхристианское сообщество тоже забеспокоилось и заволновалось. Оно ощутило, что стоит на пороге большой войны, при этом не будучи к данной войне готовым: хлипкая этика цивилизованного жителя нашей планеты не выгораживает, как видите, внедрения насилия. Люди инстинктивно сообразили: пора доставать из чуланов ту большую идею, которая оправдает все, пора развертывать хоругви веры. Вот так и случилось, что в XXI веке мы вновь встретились с таковыми позабытыми явлениями, как расправа за святотатство, преследование волшебников и обязательное преподавание закона Божьего в школах.
Нравится