Кризис либерализма: Почему с каждым днем в мире становится на один глоток свободы меньше

Все почаще слышатся дискуссии о том, что свобода, необыкновенно та, что прогуливается под позывным «либерализм», — это что-то чуждое нашей культуре и нашему духу, что нам как-то поближе «самодержавие, православие и народность», чем всякие заокеанские вольницы.

Текст: Матвей Вологжанин

Дума пачками штампует запретительные законы, принимая иногда по несколько 10-ов различных «низ-з-зя!» за день, вразнос следует все: от узорчатых трусов до митингов, покушаются даже на святое — алкоголь и сигареты — при наиболее либо наименее неразговорчивом согласии наиболее либо наименее масс. Можно, окончательно, с приятностью мыслить, что это наше собственное изобретение. Но при наиболее внимательном взоре на положение дел приходится признать — мы совсем не одиноки в собственном запретительном угаре: это, увы, общемировой тренд сейчас.

Как мы помним, главными волями жителя нашей планеты, вроде бы общепризнанными практически всеми государствами сейчас, являются:

• право на жизнь;

• свобода совести;

• свобода слова;

• право на правдивый и объективный трибунал;

• право на охрану своей принадлежности;

• право на физическую целостность и собственную неприкосновенность;

• право на свободное передвижение и выбор места жительства.

Эта прекрасная семерка имеет целый выводок свобод и прав рангом поменьше. Но все они так либо по другому вытекают из главных 7. Современные люди воспринимают эти тезисы как нечто всепригодное и природное, но стоит не забывать, что вообще-то это изобретение чрезвычайно новое. И что тысячелетиями лучшие разумы населения земли, выдумывая образцовые методы общественной жизни, меньше всего беспокоились о воле жителей нашей планеты — против, истребление какой бы то ни было самостоятельности и воли в отдельном человеке надеялось обязательным условием построения лучшей жизни.

Платон в собственном «Идеальном государстве» разделял жителей нашей планеты на касты, изничтожал приватную собственность и воспрещал самовольное деторождение. Кампанелла выдумывал о том, как в Городе Солнца все граждане работают под внимательным оком надсмотрщика, а ворчливых обкладывают мешочками пороха и взрывают. Томас Мор считал, что жителей нашей планеты, вышедших за границы собственного городка без ­справки от начальства, в образцовом мире будут колотить плетьми и отдавать в рабство. ­Вообще много всего занимательного давали просвещенные философы — и ­находили массу последователей.

С иной стороны, в настоящем, не­идеальном мире свободы тоже надеялись далековато не многим — и в чрезвычайно не большом ассортименте. Покорность властям и родителям(а для женщин — еще и супругам)сознавалась высшей доблестью жителя нашей планеты. И приблизительно до XVI века понятие «свобода» вообщем довольно изредка встречается в текстах, необыкновенно ежели следует речь о воле приватного личика. А все поэтому, что феодальным системам свободы были в общем и целом ни к чему. Крестьяне пашут, дворяне воюют, монахи молятся, короли верховодят — все на собственном месте, все стабильно, все под надзором. Единственный источник всех благ — земля, за нее идут стычки, у кого вассалы точнее — тот и одолел. Но была одна категория народонаселения, которая не чрезвычайно укладывалась в эти рамки. Та, которую ­позже стали именовать буржуазией. Да, все эти купцы, ремесленники и остальной городской сброд, которому неизвестны ни рыцарство, ни доблесть — и печется он лишь о собственных барышах.
Вот сиим низким людям почему-либо ужасно пригодились какие-то свободы. Они желают прав на ­свободу ­передвижения — по другому им-де несподручно торговать. Они цепляются зубами за собственность. Они ноют и канючат, и требуют отмены пошлин на привозной хлеб, и чтоб их судили не дворяне, а какие-то ними самими избранные судьи, и чтоб снизили налоги, а по другому они соберут свои пожитки и убегут во Фландрию либо ­вообще в Геную.

И что самое огорчительное — там, где с этими подонками нянчатся, дела идут лучше, чем там, где верны старым традициям. В казне начинают брякать флорины и дублоны, на приватных верфях составляются фрегаты убийственной маневренности, на приватных заводах начинают лить диковинные доселе пушки — и в итоге Великая Армада валяется на дне морском, а царица торгашей вставляет в свою покрытую бесславием диадему алмазы, похищенные капером Дрейком у наихристианнейшего Владыки Европы. Да, буржуа свободы были необходимы больше хлеба и лишь немножко меньше воздуха. И когда конкретно их инициатива стала главным движком общепланетного прогресса — тогда в первый разов раздались гласа жителей нашей планеты, пытающихся осознать эту новейшую потребность. И лишь тогда идеи вольности, либерализма и человечьих прав возникли на карте мировой идеи.

Что такое либерализм

Основные принципы либерализма ­исключительно просты:
• приватная собственность священна;

• правительство вмешивается в дела жителей нашей планеты лишь тогда, когда неимение такового вмешательства невероятно;
• обязана быть наибольшая терпимость к хоть каким деяниям иного жителя нашей планеты, к его взорам, его наружности и его словам, ежели эти события не причиняют настоящего сурового ущерба иным людям.

И в итоге мы имеем вариативное и инициативное сообщество с бурно развивающимися индустрией, торговлей, наукой и искусством, где ни цвет кожи, ни пол, ни религия, ни оглядка на воззрение иных не мешают большинству жителей нашей планеты развиваться, создавать, мыслить и изобретать. На этом принципе с невозможной быстротой поднялись САСШ, которые за полтораста лет из бешеной колонии на отшибе планеты перевоплотился в самое сильное и передовое правительство мира. И, разумеется, всем иным пришлось кряхтя подстраиваться. Изменения шли — со скрипом, с завываниями, с тяжелыми колебаниями, войнами и революциями. Весь девятнадцатый, а позже и двадцатый век население земли шло в сторону либерализма. Монархии рушились, рушились и шедшие им на замену диктатуры, Всемирная декларация прав жителя нашей планеты ознаменовала победу новейшего курса, в воздухе был разлит пьянящий запах свободы. А позже маятник пошел в обратную сторону. Произошло это на рубеже 80–90-х годов ХХ века.

И тому было несколько обстоятельств.

Причина 1-ая
ЧЕЛОВЕК

Мы теснее видели, что рвение к свободе далековато не так природно для жителя нашей планеты, как о этом мечталось просветителям. Нет, собственная свобода нам в целом нравится, но вот что дотрагивается свободы других… Увы, но сообразно «Теории авторитарной личности», разработанной психологами Университета Беркли Эльзой Френкель-Брунсвик, Даниэлем Левинсоном и Р. Невитт Сэнфордом, также Теодором Адорно, две трети жителей нашей планеты «боятся свободы иных больше, чем своей несвободы».

Объясняется это природными причинами: как представители сверхсоциального вида, мы наиболее склонны отвергать себе в каких-либо желаниях, чем смиряться с неудобствами, вызванными исполнением чужих желаний. Именно такое поведение традиционно поощряется группой.

Этот трудный механизм проще объяснить на образце. Некто А гуляет с собакой по тропинке, некоторому Б досадно наступать время от времени в собачьи какашки. Б требует убирать за собакой, А недоволен сиим требованием. С точки зрения либерала, мы обязаны созидать здесь правоту А. Несправедливо из-за маленького риска Б испачкать ботинок принуждать А каждодневно в обязательном порядке ­копаться в неприятной субстанции руками. И, в конце концов, два они выплачивают налоги, которые идут на зарплаты дворникам, при поддержки особых приборов убирающих как собачьи дела, так и перышки, осыпающиеся с ангельских крылышек Б.

А вот исходя из убеждений представителя общественного вида, Б абсолютно прав — события А доставляют ему не­удобство, которое он просит ликвидировать, пусть даже А это доставит куда больше неудобств, чем ныне испытывает Б.

Для практически всех жителей нашей планеты природно вытерпеть жажду, к примеру, в поездке, ежели для того чтоб встать и принести воды, придется тревожить соседей. Жажда — куда большее неудобство, чем необходимость пропустить соседа к телеге с водой, но инстинкт в этот момент дает нам воздержаться от таковых событий, чтоб не навлечь не­удовольствие группы. И ежели готовность удерживать свои желания на благо иных — это качество полностью примечательное, то обратная сторона этого инстинкта — гипертрофированное раздражение на того, кто все-же как-то мешает нам своими деяниями, — не делает жизнь в социуме счастливее.

Но сообщество традиционно с готовностью поддерживает запреты на курение, на дискуссии по телефону в ресторанах, на соседских собак и кошек, на поцелуи на улицах и на миллионы иных сердящих нас мелочей.

Причина 2-ая
МИР И ПРОЦВЕТАНИЕ

Серьезных войн население земли не понимало теснее больше половины века — прецедент в истории неслыханный. Подавляющее большая часть государств не испытывает все это время никаких суровых колебаний — непрерывные стабильность и размеренность. И в результате у жителей нашей планеты в кои-то веки возникло довольно сил и медли, чтоб как надобно сделать собственный быт. Все отрегулировать и прописать верховодила — какими обязаны быть огурцы, велосипедные шлемы, трусы, дела меж мужчиной и дамой(плюс разновидности)и калорийность пиццы. Все для блага жителя нашей планеты, для его сохранности.

Действительно, ежели ездить на велике без шлема, можнож свалиться и стукнуться головой. Почему бы не ввести штрафы, которые сохранят некое количество голов?А курение вообщем вредоносно — необходимо взвинтить до небес цены на табак, живописать на пачках разложившиеся легкие и воспретить курить всюду, где лишь можнож. И за разговор с чужим ребенком на улице необходимо сходу надевать наручники — в милиции разберутся. Представляете, сколько ребяческих жизней, быть может, выручила эта мера, — ради этого можнож и наручники потерпеть. А еще вредоносно сладкое — давайте воспретим продавать великие емкости с газ-водой, авось люди будут меньше ее пить.
Колоссальный рост чиновничества в США, в России и странах Евросоюза(в 1,5–3 раза за заключительные 20 лет)дозволяет не совсем лишь принимать тыщи сходственных запретов, но и контролировать их выполнение. Запреты на опасные игрушки, страшную одежду, опасные дома, опасные машинки, страшную пищу связывают по рукам и ногам не совсем лишь производителей, всемерно усложняя их жизнь. А народонаселение, привыкая к данной докучливой опеке, охотно меняет свободу в размен на сохранность. В прошедшем году Обама подписал-таки скандальный «Билль о продовольственной безопасности», который затронул треть народонаселения страны. Отныне на местности США людям, самим выращивающим в собственных садах и огородах овощные культуры, ягоды и плоды, воспрещено не совсем лишь продавать свои продукты, но даже потчевать ними жителей нашей планеты, не являющихся членами их семей. То есть за данный другу бутерброд с джемом из своей смородины неважно какая бабушка рискует полностью настоящим тюремным заключением.
Еще 20 годов назад за таковой билль от Обамы осталось бы лишь маленькое количество неполиткорректных черных кусочков — наиболее явного покушения на свои свободы ­Штаты не знали со времен Бостонского чае­пития. Но сейчас, когда сохранность стала главнейшим ценностью мирного населения земли, огородники смиренно утерлись.

Причина 3-я
ИНТЕРНЕТ И ПРОЧИЕ ЦИФРОВЫЕ ТЕХНОЛОГИИ

Сперва он казался островком свободы. Сегодня внедрение веба — один из простых способов попасть за сетку, не выходя из собственного дома не имея беззаконных наклонностей. Скачанная песенка, прочитанный рассказ, не­осторожный комментарий к чужому тексту, вирус, занесший вас на страничку ХХХ, где на подушечках резвилась модель 17 лет и 11 месяцев от поколению, — все это полностью может кончиться визитом киберполиции.

И конкретно благодаря вебу, а также иным цифровым технологиям жизнь приватного личика стала чрезвычайно общественной. Еще в 2002 году директор одной из лабораторий Hewlett-Packard Мартин Сэндлер в интервью поведал, что в одном Лондоне имется 4,2 млн уличных видеокамер и средний англичанин мелькает на их около 300 разов в день, — с тех пор количество камер в городке удвоилось. Возможности контроля над человеком у страны возросли так, как никогда до этого, — сейчас оказалось вероятным присматривать за соблюдением таковых запретов, которые четверть века назад было напрасно и принимать — кто бы сумел уследить за их исполнением?

И 3-ий секрет этого ящичка кибер-Пандоры содержится в том, что с появлением веба в первый разов в истории заговорили те, кто постоянно безмолвствовал. Если ранее право высказывать свое воззрение имела лишь элита — люди с образованием, подарком слова и убеждения, — то сейчас бал верховодят совсем не они, а рыцари орфографических ошибок и капитаны космической пунктуации. Самая необразованная и самая бессчетная часть народонаселения в конце концов начала писать и свои письма с пожеланиями Деду Морозу.

И что мы видим в этих письмах?

Требования о внедрении смертной экзекуции, милиции норовов, цепей и каторг, запретов на все и вся. Парадоксально, но факт: век прогресса посодействовал средневековому сознанию обрести глас и заявить свою точку зрения на положение вещей, перетягивая одеяло на свою черную сторону.

А что в перспективе?

Вероятно, нас ожидает еще больший съезд от либерализма в авторитарно-патерналистскую ложбину. Это предвещали еще такие зубры теории либерализма, как Карл Поппер и Гюнтер Рормозер, которые хоть и именовали различные предпосылки происходящего, но сходились в том, что населению земли еще длинно придется подтягивать великоватые пока для него штанишки подлинного либерализма, который большая часть жителей нашей планеты пока не способно ни понять, ни признать. Ибо, как знаменито, свобода неотделима от ответственности, а брать на себя ответственность — куда утомительнее, чем зашвырнуть ее в бурьян и жить, надеясь на короля, господа и партию.