Фредерик Бегбедер: «Если мы хотим спасти литературу, ее надо запретить»

разговоре с самым знаменитым современным писателем
Франции мы затронули проблематику гедонизма и алкоголизма,
похоронили литературу и узнали, вправду ли мужчина
после сорока лет смотрится вздорно на танцполе. В качестве бонуса мы публикуем здесь то, что не вошло в журнальную версию интервью. Наслаждайся!

Интервью: Александр Маленков

Со времен «99 франков» мы привыкли к твоему виду «анфан террибль». Тебе в сентябре теснее 40 девять. Ты все еще «анфан» и все еще «террибль»?
Да, я теснее не мальчик, сейчас меня правильнее будет именовать «грязный старикашка». Мне нравится этот образ. Им воспользовался Чарльз Буковски — писатель, которым я восторгаюсь. А вообще, спасибо за комплимент. «Анфан террибль» — это некто чрезвычайно милый, тот, кто живет не по правилам, плохо себя ведет, кто-то эксцентричный и уникальный. Все мои любимые артисты были «анфан террибль», жили и работали забавно не по правилам. Так что, ежели мои книги кажутся вам нескучными, я счастлив.
Обычно с возрастом люди мудреют.
Не согласен!Я считаю, что дураком можнож оставаться всю жизнь!
То есть годы тебя не меняют?
Я потолстел!Много ем и обзавелся пузцом. Дочь взрослеет. Как-то так… Мне все еще почему-либо необходимо нахлестаться пару разов в недельку. Только сейчас, чтоб придти в себя, мне необходимо три дня, но не попросту отоспаться одну ночь, как ранее. Ни разумнее, ни разумнее я что-то себя не ощущаю. А, вот еще: я женился в 3-ий разов!Она швейцарка, на 20 5 лет молодее меня, чем я чрезвычайно горжусь. И благодаря чему предлогу ощущаю себя куда наиболее романтичным, чем в молодости. Других смен я не подмечаю. Я ощущаю себя четырнадцатилетним мальчуганом в устаревшем теле. Видимо, мне не судьба стать взрослым. Это неувязка, потому что я чрезвычайно желал бы вести наиболее безмятежный стиль жизни. Но мне так живо становится скучновато!Мне постоянно необходимо что-то новенькое!
Видимо, ты гедонист.
Мы живем в сообществе, состоящем из гедонистов. И я в их числе. Я знаю, что такое наслаждение, но не знаю, что такое счастье. Что, окончательно, печально, потому что за наслаждением следуют чувство вины и сожаление. И это можнож снять лишь новенькими удовольствиями. Так я и бегаю за ими, как крыса в клеточке. По­этому я не горжусь тем, что я гедонист. Я мыслю, быть гедонистом не так и круто.
А я мыслю, что ты не истинный гедонист. Настоящему гедонисту наслаждения приносят счастье, но не сожаление.
Возможно, мое религиозное воспитание не дозволяет мне быть истинным гедонистом. В церковной школе мне внушили, что Бог наказывает за наслаждения, что это грех. И это часть меня. Глупо, окончательно, опосля стольких лет, беря во внимание, что я не верующий человек, но так я устроен. Мне приходится быть раскаивающимся гедонистом. Но в этом весь кайф!Если бы наслаждения не были для меня запретными, я бы их так не обожал. Запретный плод!Будь я миллиардером и, условно разговаривая, имей все, что захочу, я бы здесь же покончил с собой. Мне необходимо, чтоб все было тяжело, чтоб были трудности. Сегодня ты всю ночь в клубе нюхаешь кокаин, а завтра весь день вопишь дома от позора и одиночества. Так намного веселее!
И еще. Нехорошо, наверное, писать о этом в журнальчике, но вся эта ночная жизнь и излишества подсобляют сохранить юность. Люди, которые резко прекращают тусоваться, посиживают по вечерам дома и пьют очищающие травяные чаи, сходу ветшают на 10 — 20 лет. У меня масса образцов перед очами. Пока ты тусуешься, ты молод.
С определенного возраста ты начинаешь вздорно смотреться на танцполе...
О да, я теснее издавна выгляжу вздорно!Но я не против. В молодости я ненавидел этих старичков, которые увозят девчонок из компании. Теперь я один из их!Мне даже нравится смотреться вздорно. Ирония — моя стихия. Это моя работа как писателя — изучить вздорные, забавные стороны жизни, выискивать их. Это, к примеру, то, чем занимался Гоголь.
Да, он в жизни тоже был чрезвычайно вздорным. Твой лирический герой одержим сексом. А ты?
Безусловно!Иначе я не был бы мужчиной. Я мыслю, каждый мужчина — обеспокоенный. Конечно, я сейчас женат не могу сказать, что каждую ночь ложусь в кровать с новейшей красавицей. Я написал «Любовь живет три года» и длинно веровал в то, что невероятно отыскать даму, которая не надоест через три года. Но мы с супругой знакомы теснее четыре года, и я все еще счастлив и так же восторгаюсь ею каждый день. Мне с ней забавно. Она сильно младше меня, так что я делаю ее взрослее, а она меня — молодее. Возможно, дело непосредственно в данной разнице в возрасте, но я изменил свое воззрение насчет любви. Хотя все одинаково пялюсь на дам, как чокнутый извращенец.
Бегбедер официально заявляет, что любовь живет длиннее, чем три года?
Я мыслю, любовь живет три года для всех, не считая моей супруги!
Чем ты занимаешься в заключительнее время?Над чем работаешь?
Я окончил новейший роман, он на данный момент выходит в печать. Называется «Уна и Сэлинджер». Сэлинжер — мой любимый писатель, а это история его первой любви. Дело происходит в 1940 году во Франции, он там воевал во время Второй мировой и влюбился во французскую даму по имени Уна. Ему было 20 5, а ей — шестнадцать.
Хит-лист героя

 


Писатель:
Сэлинджер

Музыкальный диск:

Neil Young.
Greatests hits


Город:
Шанхай
 
Это достаточно внезапно. Раньше ты писал в главном про себя.
Да, быть может, это мой 1-ый истинный роман. Но все одинаково я в нем много рассуждаю о себе. А еще я заканчиваю сценарий моего второго кинофильма по роману «Идеаль», про Россию. Но сценарий различается от книги, в нем меньше безжалостности и эпатажа, вышла, быстрее, таковая сатира на индустрию моды. Скоро начнутся съемки, я решил опять выступить в роли режиссера.
Учитывая все твои занятия — книги, кино, журнальчик, который ты издаешь, — ты считаешь себя сначала писателем?
Меня нередко спрашивают о этом, но я все еще не знаю четкого ответа. Многие из любимых мной творцов занимались различными вещами. Например, Энди Уорхол был и живописцем, и фотографом, и писателем, и режиссером. Или брать Жана Кокто… Но мои книги — это, пожалуй, самая главная вещь для меня, хоть я и самовыражаюсь различными методами.
Диджей — это тоже метод самовыражения?
Да, это правда, я не диджей. И мне забавно, что меня приглашают в этом качестве. Иногда я соглашаюсь, потому что мне охото тусоваться, пить водку и ставить Лу Рида. Но я никогда не прикидывался, что я истинный диджей. Я занимаюсь сиим по той же причине — чтоб оставаться юным.
Набоков писал, что чрезвычайно сожалеет о том медли, что он истратил на составление шахматных задач во вред писательству.
Я тоже сожалею. Но диджейство обогащает мою работу. Я поддерживаю таковым образом связь с миром, людьми и сущьностью. Если бы я посиживал дома, никого не видел, ничего иного не делал, а лишь писал, я бы ничего не написал. Может, я пожалею в старости, что расходовал столько медли на ерунду. Но, когда я приезжаю выступить как диджей в каком-нибудь дурном столичном клубе, мне позже есть о чем написать желая бы страницу. Хотя, вероятно, дело в том, что я просто неразумный гедонист.
Ты вообщем много анализируешь себя, когда пишешь?
Пруст произнес, что спрашивать писателя о его работе — это все одинаково что спрашивать гуся о его фуа-гра. Я и сам не до конца разумею, что я делаю. Если бы сообразил, наверное, закончил бы писать. Большая часть писательского труда — это загадка. Не знаю, откуда это берется. Иногда я могу просидеть несколько дней без единичной идеи в голове, а время от времени выдаю 10 страничек за один присест. У меня нет никакой дисциплины в работе. И я, к раскаянию, не могу, как Толстой, писать свою порцию каждое утро.
Но какие-то обобщения о собственном творческом процессе ты наверное теснее сделал.
Да, сейчас я теснее знаю, что, опьянев немножко вина, я ощущаю себя свободнее, не так стыжусь, ужас уходит. Я пишу от руки, а итог позже ввожу в комп. Чаще по ночам. Есть места, которые меня воодушевляют. Например, моя деревня на Баскском побережье. Это тихое местечко, где меня никто не тревожит, где нет ни телефона, ни телека. Одиночество вообщем содействует. Еще я люблю писать в самолетах и поездах. Или когда пищу на машине далековато. Не знаю почему, но движение рождает идеи. Пейзажи, одиночество, много вольного времени… Иногда это даже небезопасно: я начинаю что-то строчить прямо за рулем!Смешно, что разговаривать по телефону за рулем воспрещено, а писать — пожалуйста. Никто не оштрафует, желая это куда опаснее. А в поезде, когда у тебя есть лишь сэндвич и 5 часов вольного времени… и поезд останавливается, и ты глядишь на корову, а скотина глядит на тебя… Так скучновато, что книги пишутся сами.
Ты куришь, когда пишешь?
Наркотики не очень подсобляют писать. Если я покурю…
Я имел в виду сигареты.
А!Нет, я не курю.
Люди сильно мешают?
Мне постыдно писать на людях. Как будто я занимаюсь чем-нибудь неприличным, вроде мастурбации.
Говорят, литература погибла. Ты согласен?
Меня тоже стращает эта цифровая революция. Обратного пути нет, и мне печально. Я терпеть не могу читать с экрана, я очень стар для этого. Я смотрю на свою дочь — она совершенно не читает, и я в унынии, что с нами будет. Это одна из обстоятельств, по которой я запустил мужской журнальчик «Луи». Старый благой французский журнальчик, который можнож пощупать руками. Я пробую противиться, издавая картонный журнальчик, бумажные книги, но признаю, что литература под опасностью. Все меньше жителей нашей планеты ею увлекаются. Мы как оркестр на «Титанике»: корабль утопает, а мы продолжаем играться. Может быть, я начал заниматься кино, потому что опасаюсь исчезнуть совместно с литературой.
Но что непосредственно происходит, по-твоему?Люди разлюбили читать либо у их просто не хватает медли на чтение?
Ну, во-1-х, литература никогда не была таковым уж массовым увлечением. Это было дело некоторой элиты. Но на данный момент это теснее даже не элита, а просто кучка чокнутых, читающих книги. Ну и неувязка медли. У тебя есть «Фейсбук», телек, радио, видеоигры — опосля этого всего ты ложишься в кровать в час ночи, и у тебя на чтение остается секунд 30, пока усыпительное не вышлет тебя в кому.
Но люди постоянно обожали превосходную длинноватую историю, чтоб забыться и отвлечься.
Да, просто место длинноватых романов заняли телесериалы. Что страшно для нас, писателей. Мы все быстро будем безработными. Хотя я сам люблю телесериалы. «Во все тяжкие», «Настоящий детектив» — это здорово!
Что для тебя российская литература?
О, это всё!Самая масштабная, самая проработанная, мощная… Вместе с французами российские в девятнадцатом веке изобрели современный реалистический роман, классический роман. Большой, с обилием героев и сюжетных линий, за которыми можнож длинно и упоенно смотреть. Американцы всего лишь пробуют нас с вами копировать. Не могу сказать, что я знаю русскую литературу подробно. Я люблю Толстого, рассказы Чехова, блещущие и нежные, Достоевского за его безжалостность, юмор, потрясающие детали, когда ты точно знаешь, по какой улице шел герой и какого цвета было небо… Что я могу сказать?Русские изобрели все!
А двадцатый век?
Конечно!Булгаков, Набоков… Особенно мне импонирует тот факт, что в российской литературе двадцатого века было много запретного, а от этого еще соблазнительнее!Вы же помните мой принцип удовольствий… Вы были великолепны, когда писать было нельзя. Вы были лучшими в мире!Знаете что?Если мы желаем спасти литературу, ее надобно воспретить. Мы обязаны сказать детям: «Читать больше нельзя!Это правонарушение!» И они опять начнут читать. Мне кажется, это хорошая мысль.
Многие разделяют литературу на забавную и нехорошую.
Я твердо убежден, что все превосходные творцы пишут забавно. Если ты пишешь не забавно, ты не истинный гений. Возьмите Уэльбека — я постоянно смеюсь, когда его читаю. Именно за это я почитаю вашего Веничку Ерофеева. «Москва — Петушки» — это гениально. Ранний Пелевин был забавной, времен «Generation П». Юмор — это основное. Когда писатель становится очень серьезным… В этом неувязка французской литературы. У нас было такое течение — «новый роман», когда все французские писатели стали заполнять свои творения трудными теориями. И числилось, что ежели ты пишешь по-другому, то это вчерашний день. Это полная ерунда!Из-за их современные французские творцы пишут так скучновато. Просто опиши искренне свои глубинные эмоции и посмейся над ими. Вот твоя работа. Это вообщем неувязка искусства: почти все занимаются им, как будто это какое-то основное дело. Никогда не запамятовывайте, что искусство — это не чрезвычайно основное дело. И ежели вы не достучались до жителей нашей планеты, оно умрет теснее завтра.
Твой любимый Толстой был напрочь лишен чувства юмора. Во всем «Войне и мире» есть лишь одна шуточка: «Несмотря на то, что доктора врачевали его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все-же выздоровел». Да и то, зная, как Толстой ненавидел лекарей, я подозреваю, что это не шуточка.
Ну, Толстой… Он был забавным сам по себе. И погибель у него забавная. Убежать из дому и помереть на жд станции — разве это не забавно?
Посоветуй что-нибудь почитать из заключительного.
Я на данный момент читаю заключительный роман южноамериканского писателя Джеймса Салтера «Все, что есть». Не то чтоб он был чрезвычайно забавным: это история жителя нашей планеты, который прошел Корейскую войну. Там чрезвычайно благовидно разъясняется, что наша жизнь — это всего лишь последовательность чувственных переживаний и несколько кратких моментов совершенства. Если повезет, то на смертном одре ты сможешь вспомнить три, четыре, 5 таковых моментов. И это все. Так что цель жизни — урвать эти 5 моментов совершенства и гармонии. Для него это было отражение солнца в озере, когда он был маленьким…
Не могу не спросить: у тебя были такие моменты?
В моем предпоследнем романе о детстве я как разов обрисовываю, как мы с дедом были на океане. Мне было семь лет, и он учил меня пускать блинчики по воде. Мне постоянно представляется это некоторой мечтой о образцовом моменте. Не знаю почему, но этот камушек, скачущий по воде, для меня знак вечности.
Вот почему эти моменты у всех постоянно соединены с детством либо ранешней молодостью?
Именно за это я люблю Пруста и «Гражданина Кейна» Орсона Уэллса. «Бутон розы». Что бы ты ни делал, чего же бы ни достиг, тебе постоянно будет печально, потому что твои санки под заглавием «Бутон розы» когда-то сгорели. У нас у всех есть таковой «Бутон розы». Но я могу поведать о одном недавнем моменте. Мы с моей женщиной были в Барселоне и обедали в малюсеньком ветхом ресторанчике, ели ветчину, и кругом были испанцы. Мы торжествовали трехлетие нашей встречи, и я произнес: «Ты прошла проверку, мы все еще совместно, и мне с тобой не скучновато, три года пролетели как три дня. Выходи за меня замуж». И она произнесла «да». Это был превосходный момент.
Хит-лист героя

 


Фильм:
«Гражданин Кейн»

Актер:
Морис Роне


Художник:

Френсис Бэкон
 
Как будто она сдала экзамен!В этот момент она тебя возненавидела.
Да, возненавидела. Так и произнесла. Но факт, что эта красавица так безумна, чтоб согласиться выйти за меня замуж, меня восхитил. На сцене возникло кольцо в малюсенькой коробочке, как в сраной романтичной комедии. Это был момент счастья!
Ты и Россия. Поведай нам эту историю любви.
Это загадка. У каждого жителя нашей планеты есть места, которые он любит либо не любит без всякой предпосылки. Конечно, я обожал русскую литературу и поэзию, музыку, дам. Но дело не в этом. Вот, к примеру, я терпеть не могу Лондон, обязан признаться. Надеюсь, британцы это не прочтут. Я не ощущаю себя там уютно, я не разумею этот город. А есть места, где я ощущаю себя великолепно. И Москва — одно из их. Хотя это незапятнанный ад: пробки, ледяной холод в зимний период и ужасная жара летом. Все не так, но как я там оказываюсь, личико расплывается в усмешке, мне забавно, я постоянно опьянен, все вокруг разумные и забавные. Люди такие уникальные, я никогда не знаю, захотит этот человек поцеловать меня либо уничтожить. А может, и то и иное!Первый разов я приехал в Москву на книжную ярмарку году в 2000-м, по предлогу выхода моей книги. И вот в одиннадцать утра ко мне подходит мой российский издатель, протягивает мне рюмку водки и кусок темного хлеба и разговаривает: «Ты обязан это выпить». Я таковой: «Что-то рановато…» А он: «Нет-нет, непременно обязан, ты же Фредерик Бегбедер!» Такая у меня репутация, означает. Ну, я опьянел эту рюмку — и понеслось!Прекрасные люди!Сумасшедшие, как и я. Наконец-то я отыскал это место.
Ты странствовал по России?
Да, я много где был. В Питере, окончательно, в Нижнем Новгороде, Перми, Самаре, Екатеринбурге. Самара мне чрезвычайно приглянулась — был май, солнышко, Волга, все девушки в бикини. Люди, наверное, читали мои книги, приготовлялись и решили: «Вот он приедет, давайте его как надобно выгуляем». Они организовали все!Каждый разов, когда я приезжаю в Россию, меня подкармливают, поят, носят на руках, как будто я некий царевич!А позже я возвращаюсь в Париж. Там следует дождик, меня никто не выяснит, я не могу словить такси, все на меня орут. Это моя рядовая Франция.
Я прямо горжусь за нас.
Еще мне чрезвычайно занимательна ваша история. Уникальное место, где 70 5 лет строили утопию, а позже в один великолепный день все кончилось, и вы стали великими капиталистами, чем все другие. И на данный момент все чрезвычайно удивительно: вроде бы демократия, но вроде бы и нет. Все так яростно и жестоко и в то же время благовидно.
И я полагаю, тебе есть что сказать о российских девушках.
Конечно!Я почитаю российских дам. Не уверен, что они меня почитают, но я их — точно.
Да превосходно, не прибедняйся. Знаем мы этот твой образ сексапильного неудачника. Очень мило, но я в него не верую.
Но это правда!Сколько разов было: прибываешь в книжный, тыща дам кричат, подписываешь тыщу книг «Красавице Наташе от творца, целую», а позже все куда-то деваются, и ты идешь в отель в горделивом одиночестве. Честное слово!Иногда, до того как я женился, мне приходилось идти в сомнительные заведения, чтоб отыскать себе компанию. Я обрисовывал в романе «Идеаль», как встретил путану, которая цитировала Булгакова. Такое может случиться лишь в России!Не в Китае, не в Таиланде, нигде…
Не сказать, что это таковая уж обычная ситуация. Будем считать, что тебе подфартило. Но были ведь у тебя и наиболее счастливые истории с русскими девушками?
Ну, нет ничего вульгарнее, чем мужчина, хвастающий своими амурными похождениями. Я так не делаю. Это было бы гадко.
Молодец!Ты произнес, что не считаешь себя верующим. Ты атеист?
Было бы очень просто сказать, что Бога нет. Или что он есть. Правда где-то в центре. У меня нет настоящей веры, но я знаю столько разумных верующих жителей нашей планеты, что затрудняюсь сказать, что знаю ответ.
Думаешь, там наверху что-то есть?
Ни в коем случае!Я верую в природу. Мы здесь потому, что являемся долею процесса. Остальное — вопросец формулировок. Кто-то именует это Богом, я именую это природой. Что-то, что привело нас сюда. Религия разговаривает, что в жизни есть смысл, — это чрезвычайно комфортно. Я этого смысла не знаю и потому пишу. Да, я пишу, потому что ищу смысл жизни.
Ты счастлив?
Я больше и больше принимаю себя таковым, какой я есть. Год за годом мы все лучше узнаем, от чего же нам превосходно, делаем меньше ошибок. Так вот, на данный момент я счастлив, потому что ты угостил меня данной кайпириньей!