Женщина-кошка. (из цикла "Лики женщины")

Есть женщины-матери, дамы – супруги, есть дамы –хозяйки, а так же женщины-жертвы, она же была дамой – кошкой, время от времени вдумчиво глядящей в никуда своими кошачьими зеленоватыми очами с желтоватым ободком. Что творилось в ее рыжей головке, никому не дано было выяснить, а часто, даже предположить хитросплетение выводов и последующих событий.





Она могла мурлыкать часами, нежась и ласкаясь о гладящие ее руки, а позже вдруг больно укусить до крови и убежать. Ее независимость и самостоятельность была отвоевана в тяжелых схватках с долей, с обстоятельствами, с общепринятыми правилами публичной морали. Она была с теми, с кем вправду желала быть на данном шаге. Не осмысливала особей собственного пола, которые цепляясь за единственного мужчину, даровали ему деток, свою юность, красу, время, получая взамен слезы, боль и измены. Так как знала краткость проходящей любви, которая, неумолимо, как солнце закатывается за горизонт – оставляя в беспробудной темноте.





Вот как разов в данной темноте и было ее время, зрение обострялось, она выходила на охоту. Отлавливала заблудившихся мышек, игралась с ими, то придушивая, то отпуская. А эти бедные творения, привыкшие к своим сереньким и неказистым спутницам, уставшие от их предсказуемости и бесхребетности, раболепно заглядывая женщине-кошке в глаза, молились, поклоняясь и угождая. Часто ей это докучало. И тогда Кошка, могла переступив, мягенькой скользящей походкой удалиться, даже не оглянувшись, выискивая в темноте новейшую жертву. И ей было печально, страшно печально – ведь привычки, считавших себя как «хозяевами», так и «бедными мышками» были выучены, просчитаны и прогнозируемы.





Поэтому все почаще она посиживала на окошке, щурила глаза на солнышко и ждала… Ждала чуда, либо просто одинакового себе – с кем не было бы скучновато никогда и ни в чем.





И дождалась. Он прокрался в ее жизнь на мягеньких кошачьих лапах, таковой же эгоистичный и самовлюбленный, таковой же коварный и умеющий получать свое. Она видела в нем себя, как в отражении. Они именовали свои дела «любовью», желая это было что-то абсолютно иное. Им никогда не было скучновато совместно. В порывах страсти они могли истреблять друг дружку, в этих же порывах воскресать, возрождая в объятьях. Казалось, что ежели на данный момент один из их закончит дышать, то здесь же замертво свалится иной.





Оба лгали, благовидно и самозабвенно, и зная о этом, старались больше прочуять, чем сказать. Кошка напивалась яркостью собственных чувств, ее трясло то от желания, то от нелюбви, а он так умело будил в ней все самое глубинное, естественное, бешеное, что ей время от времени хотелось убежать, а время от времени остаться с ним навсегда. Она выплачивала ему взаимностью – попеременно вызывая в нем, то бешеную злость, то невыносимую сладость наслаждения. Отношения - наркотик, когда осознание бессмысленности и бесперспективности происходящего, заглушается просто физиологической нуждою ощущать шкурой друг дружку. Они рвали друг дружку на доли, царапали в кровь, позже бережно и лаского зализывая последствия.





Но ничего нет грустней, когда двое, страстно желающих друг дружку, осмысливают, что необходимо остановиться, поставить точку, идти далее. Это она, усилием оставшейся воли, собранной по крошкам, прекратила их прекрасный роман, чем убила часть себя и часть его…

Два года воспоминаний похоронены в черном склепе, и вход завален громадными камнями, чтоб не дай Бог не воскресло то, что там надолго упокоено.





Она опять посиживает на окошке и зализывает невидимые, но все еще кровоточащие раны собственной души и бесстрастно глядит на проходящих мимо «чужих». Иногда, по повадке играет с мышками, время от времени дает себя погладить «хозяевам». Но привкус его крови на острых клыках, будит в ней желание пережить еще разов нечто сходственное, глупое, удивительное, но теснее не с ним…