детстве у меня не было папы.
У меня был отчим.
Собственно, папы не было и позже, и во взрослой жизни.
Просто, как и у почти всех иных деток, в моей жизни имел место развод родителей.
При котором один из родителей пропадал из ребяческой жизни…
Помню запись на магнитофоне: мы о чем-то беседуем с матерью. Так, о чем-то не существенном.
И вдруг я спрашиваю: «мама, а где папа?» И мамин не природный голос…
Что она разговаривала, я не чрезвычайно отчетливо помню, что-то про какую-то командировку.
Если бы не эта запись, я бы, наверняка, тоже, как почти все, не осознала бы, как мне его не хватало.
А та запись сохранилась в моей памяти. Она не мешает мне жить. Просто она подсобляет мне в моей домашней жизни не принимать поспешных решений.
Потому что, много лет спустя, когда я была теснее взрослой, из 1-го разговора с матерью я сообразила, что она горько сожалеет о том, что не смогла сохранить собственный брак с человеком, которого обожала до конца собственной жизни.
А я расплатилась за ее поспешность тем, что у меня не было папы.
С отцом я знакомилась по фотографиям, по кратким встречам на мой день рождения, когда он забегал на минуточку, чтоб «отметиться», по планшету, отысканному на антресолях, и по двум картинам, которые он нарисовал по клеткам. И по рассказам матери. Они у нее невольно выходили таковыми, что я желала быть с ним.
Но у него скоро возникла новенькая семья. А позже и дети…
И моя бабушка Зина стала еще чье-то бабушкой, и мой дедушка Паня обожал сейчас не меня, а какого-то иного малыша. И я знаю о том, что у меня были бабушка с дедушкой лишь по фотографиям.
А в моей жизни возник иной мужчина – отчим.
Я единожды днем вошла в столовую и увидела на диванчике дремлющего мужчину. Это было для меня чрезвычайно необычайно. Я его длинно осматривала.
А позже был некий не понятный праздничек в доме.
Я тогда так не сообразила, что это была их свадьба.
Нет, я не могу сказать о нем ничего отвратительного. Это благородный человек. Я почитаю его. И во многом то, чем я являюсь – его награда. И я ему признательна за то, что он был в моей жизни. Даже не знаю, стала бы я поменять, ежели бы это было вероятно, его на истинного папу.
Все в жизни чрезвычайно не попросту.
Наверное, папа отдал бы мне то, чего же не сумел отдать отчим: теплоту, любовь, чувство схожей принадлежности, поэтому что я – его ребенок.
А папа никогда бы не отдал того, что отдал отчим: любовь к литературе, воспитанность, предупредительно-уважительное отношение к людям.
У отчима брак с матерью был вторым. Он тоже был разведенным мужчиной. И в первом браке у него была дочь.
Я это знала. Но не осмысливала, что это такое. Где-то какая-то абстрактная дочь. Я теснее принимала его, как папу. И даже именовала его отцом.
Но в один великолепный момент я сообразила, что я – не его, а он – не мой.
Он пришел домой с игрушкой. Замечательно благовидный медведь!
Я так обрадовалась!
А он произнес, что это – не мне, а для его дочери.
Я ничего не могла понять. Все в голове перевернулось. Я же его приняла, я поверила, что я его. А, оказывается – нет!Это лишь слова.
Он так не сообразил, что со мной случилось. А у меня опора вылетела из-под ног, и мир стал таковым не устойчивым!Исчезла уверенность в чем-то незыблемом. Я сообразила, что в некий момент все, в чем ты была уверена, может разрушиться и к этому надобно быть готовой…
Потом он принес мне медведя. Почти такового же. У того было сочетание бурого с желтоватым. А у моего – бурого с белоснежным.
Этот мишка живет у меня до сих пор. Теперь он на даче совместно с иными игрушками.
Я его обожала. Играла с ним. Обнимала.
Я его стирала, когда он становился запятанным: вытряхивала начинку, а позже вновь набивала. Пришила ему иные глаза, поэтому что фабричные сломались.
И не постоянно, смотря на него, я вспоминаю историю его появления в моей жизни.
Просто на данный момент это почему-либо всплыло в памяти.
Когда просматривала фото и наткнулась на эту.
У меня был отчим.
Собственно, папы не было и позже, и во взрослой жизни.
Просто, как и у почти всех иных деток, в моей жизни имел место развод родителей.
При котором один из родителей пропадал из ребяческой жизни…
Помню запись на магнитофоне: мы о чем-то беседуем с матерью. Так, о чем-то не существенном.
И вдруг я спрашиваю: «мама, а где папа?» И мамин не природный голос…
Что она разговаривала, я не чрезвычайно отчетливо помню, что-то про какую-то командировку.
Если бы не эта запись, я бы, наверняка, тоже, как почти все, не осознала бы, как мне его не хватало.
А та запись сохранилась в моей памяти. Она не мешает мне жить. Просто она подсобляет мне в моей домашней жизни не принимать поспешных решений.
Потому что, много лет спустя, когда я была теснее взрослой, из 1-го разговора с матерью я сообразила, что она горько сожалеет о том, что не смогла сохранить собственный брак с человеком, которого обожала до конца собственной жизни.
А я расплатилась за ее поспешность тем, что у меня не было папы.
С отцом я знакомилась по фотографиям, по кратким встречам на мой день рождения, когда он забегал на минуточку, чтоб «отметиться», по планшету, отысканному на антресолях, и по двум картинам, которые он нарисовал по клеткам. И по рассказам матери. Они у нее невольно выходили таковыми, что я желала быть с ним.
Но у него скоро возникла новенькая семья. А позже и дети…
И моя бабушка Зина стала еще чье-то бабушкой, и мой дедушка Паня обожал сейчас не меня, а какого-то иного малыша. И я знаю о том, что у меня были бабушка с дедушкой лишь по фотографиям.
А в моей жизни возник иной мужчина – отчим.
Я единожды днем вошла в столовую и увидела на диванчике дремлющего мужчину. Это было для меня чрезвычайно необычайно. Я его длинно осматривала.
А позже был некий не понятный праздничек в доме.
Я тогда так не сообразила, что это была их свадьба.
Нет, я не могу сказать о нем ничего отвратительного. Это благородный человек. Я почитаю его. И во многом то, чем я являюсь – его награда. И я ему признательна за то, что он был в моей жизни. Даже не знаю, стала бы я поменять, ежели бы это было вероятно, его на истинного папу.
Все в жизни чрезвычайно не попросту.
Наверное, папа отдал бы мне то, чего же не сумел отдать отчим: теплоту, любовь, чувство схожей принадлежности, поэтому что я – его ребенок.
А папа никогда бы не отдал того, что отдал отчим: любовь к литературе, воспитанность, предупредительно-уважительное отношение к людям.
У отчима брак с матерью был вторым. Он тоже был разведенным мужчиной. И в первом браке у него была дочь.
Я это знала. Но не осмысливала, что это такое. Где-то какая-то абстрактная дочь. Я теснее принимала его, как папу. И даже именовала его отцом.
Но в один великолепный момент я сообразила, что я – не его, а он – не мой.
Он пришел домой с игрушкой. Замечательно благовидный медведь!
Я так обрадовалась!
А он произнес, что это – не мне, а для его дочери.
Я ничего не могла понять. Все в голове перевернулось. Я же его приняла, я поверила, что я его. А, оказывается – нет!Это лишь слова.
Он так не сообразил, что со мной случилось. А у меня опора вылетела из-под ног, и мир стал таковым не устойчивым!Исчезла уверенность в чем-то незыблемом. Я сообразила, что в некий момент все, в чем ты была уверена, может разрушиться и к этому надобно быть готовой…
Потом он принес мне медведя. Почти такового же. У того было сочетание бурого с желтоватым. А у моего – бурого с белоснежным.
Этот мишка живет у меня до сих пор. Теперь он на даче совместно с иными игрушками.
Я его обожала. Играла с ним. Обнимала.
Я его стирала, когда он становился запятанным: вытряхивала начинку, а позже вновь набивала. Пришила ему иные глаза, поэтому что фабричные сломались.
И не постоянно, смотря на него, я вспоминаю историю его появления в моей жизни.
Просто на данный момент это почему-либо всплыло в памяти.
Когда просматривала фото и наткнулась на эту.
