По версии Шамиля Идиатуллина, творца лучшего ужастика заключительных лет — романа «Убыр».

Если ты следишь за книжками в жанре «хоррор», тебе наверное знакомо имя Наиль Измайлов. Именно под сиим псевдонимом писатель Шамиль Идиатуллин выпустил два романа ужасов — «Убыр» и «Убыр. Никто не умрет». Оба «Убыра» нам так приглянулись, что мы попросили Шамиля составить для тебя перечень книжек, от которых становится по-хорошему жутко.
Итак, предоставляем слово Шамилю: «Мне непрерывно нравился не канон, а пробы его взломать либо применять в нехарактерных целях. Потому и перечень вышел несколько специфичный. Могу лишь заверить, что любой из пт этого перечня не совершенно лишь принуждал меня трепетать по ходу пиэсы, но и высылал в легкое грогги по итогам. Это, по-моему, один из основных критериев потрясающего чтения. Я постарался обойтись без известных позиций. Авторы ранжированы по алфавиту».
Джером Биксби, «Мы живем превосходно!»
Биксби — обычный сильный литературный ремесленник, написавший кучу сценариев для фантсериалов и рассказов для журналов с вопящими обложками. В историю вошел один — вот этот. Крохотный рассказ в блещущем переводе Аркадия Стругацкого(под псевдонимом — С. Бережков). «Мы живем превосходно!» сейчас смотрится, быстрее, соц, а в наших критериях еще и политическим памфлетом, но стращает не по-детски. Вернее, по-детски, что еще ужаснее.
Рэй Брэдбери, рассказы «Чертово колесо», «Коса», «Вельд»

Умные русские издатели и литературоведы почитали Брэдбери, потому активно позиционировали его как певца гуманизма и профессионалы философской фантастики. Фокус удался: поклонники смогли не запалить черную сторону творчества Брэдбери, который вообще-то гений беспощадной притчи, — невзирая на то, что куски с данной стороны попадались, к примеру, в составе классических «Марсианских хроник»(«Будет нежный дождь»), а по жуткому «Вельду» даже русское кино сняли. Теперь-то, окончательно, Брэдбери издан более-менее весь, — но, к примеру, его примерный роман ужасов «Что-то ужасное грядет» перепахал меня куда меньше, чем вычитанный по детству в журнальчике «Вокруг света» рассказ «Чертов колесо», из которого роман, фактически, и вырос.
Мария Галина, «Малая Глуша»

Мария Галина — обычный «свой посреди чужих»: она по справедливости входит в топ творцов так именуемой Боллитры(великий литературы), при всем этом плетет сюжеты из мат-ла масслита — и выходит про жизнь, не самую превосходную, но нашу. Действие первой доли «Малой Глуши» происходит в благополучнейшей сонной Одессе 1979 года: шарашкина контора под заглавием СЭС-2, в повинности которой входит охрана данного участка русской границы от проникания нематериальных угроз, прощелкала вторжение какого-то кошмара — и отвечать за это сотрудникам станции придется не совершенно лишь перед парткомом, трибуналом и Москвой. Жизнью отвечать придется и душой. Совсем маленькая 2-ая часть разворачивается в 1987 году в угрюмой деревенской местности, через которую к заглавной деревне пробираются два упертых мещанина — чем-то очевидно ушибленных и на что-то очевидно полагающихся. После первой повести, размашистой и отчаянной, 2-ая, сдержанная и холодноватая, смотрится бледно — как и квестовый сюжет на фоне многолинейного действия «СЭС-2». Галина тянет-потянет эту бледноту с безжалостной выверенностью, а позже раздирает к клоунам, к Малой Глуше — до вспышки во все небо и вялости в груди.
Леонид Каганов, рассказы «Хомка» и «До рассвета»(нецензурная версия)
Каганов aka lleo — проф смеходел, гуру руинтернета и высокотехничный текстовик, умеющий писать что угодно про что угодно. Поэтому я не чрезвычайно люблю его читать. А вот эту пару рассказов прочитал — и проникся. Очень различные, по-разному безнадежные, идиентично ужасные.
Стивен Кинг, «Оно»

Самый всепригодный и суровый хоррор от мужчины, сделавшего маленький жанр высокооплачивваемым и респектабельным. В этом романе практически всего очень много — кошмара, ясных желаний, крови, страничек, убитых деток, первых эмоций, насилия, любви, пьянства, перверсий, флэшбеков, — в общем, того, за что обычные поклонники обожают Кинга.
Я ненормальный, и любимым у меня до сих пор остается роман «Мертвая зона», освоенный четверть века назад в журнальчике «Иностранная литература» не имеющий к страхам никакого дела. «Оно» на втором месте.
Книга, навсегда вписавшая образ жуткого шута в галерею вселенского злобна, вышла в 1986 году. Но русские детки познакомились с сиим образом 2-мя годами ранее: в 1984 году была опубликована блещущая повесть Владислава Крапивина «Праздник лета в Старогорске», в какой засланный инопланетянами клоун стращал подростков немногим меньше.
Стивен Кинг, «Мизери»

Помимо остального Кинг занимателен безжалостно прагматичным отношением к своей особе. Он сделал себя эпизодическим(не самым симпатичным)героем эпопеи «Темная башня» — и драматические явления писателя Кинга несколько разов выручили дьявольски затянутый цикл от впадения в тягомотную бессмысленность. К наименее искренней эксплуатации своей особы Кинг прибегал вообщем непрерывно. Понятно, что так все поступают, — но не многие разов за разом делают основным героем писателя. Кинг делал — и выигрывал, попутно накрывая смежные темы творческих кризисов, графомании, нейростимуляции и чего же лишь не(«Сияние», «Баллада о эластичной пуле», «Темная половина», «Тайное окно, скрытый сад», дальше практически везде). В «Мизери» создатель закрыл тему ответственности перед поклонниками — да так, что большая часть адекватномыслящих беллетристов с тех пор уклоняются от общения с одинокими романтически настроенными фанатками с опытом работы в медучреждениях и топором в чулане.
Андрей Лазарчук, рассказы «Мумия» и «Из темноты»

Лазарчук вообще-то фантаст, который умеет и любит разнородно пугать, как эпизодами(в диапазоне от психоделических схлопываний действительности в «Солдатах Вавилона» до безжалостной некромагии и хтонического холокоста «Кесаревны Отрады»), так и цельнозаточенными продуктами вроде повести «Там вдалеке, за рекой»(про обжорливых морлоков с окраины промплощадки).
Но фактически меня куда посильнее испугали два ранешних рассказа — про поход детей к непрерывно живому Ленину и про то, что даже взрослым людям не надобно опасаться темноты — надобно опасаться своей победы над ужасом.
Юн Айвиде Линдквист, «Впусти меня»

Смертельно уставшая девочка-вампир и ее нездоровой на всю голову квазипапа наводят шороху на ноябрьский Стокгольм 1981 года, в каком алкаши с нелюбовью читают Достоевского, зачморенный герой укрывает энурез с поддержкою поролонового шарика в брюках, а жути в жизнь взрослых персонажей не меньше маниаков нагоняет русская подлодка, севшая на мель в шведских водах. Зябкая, но роскошная книжка.
Дэн Симмонс, «Террор»

Автор культовых умопомрачительных саг и малозаметных хорроров выбился в культурную элиту, предложив читателю новейший вариант конспирологии: Симмонс принялся крушить античные загадки бешеными, но кропотливо обоснованными методами решения. Наиболее удачным оказался 1-ый опыт, в каком создатель дважды врёт ушлого читателя. Сначала — подсунув заместо ожидаемого триллера многословную, нудноватую и чисто реалистическую реконструкцию отчета о арктическом походе кораблей «Эребус» и «Террор», которые погибли посреди 19 века, отправившись на поиски Северо-Западного прохода к Канаде. По версии Симмонса, к обычно губившим экспедиции догматичности планирования, чванливости командования и воровству поставщиков добавился основной несопоставимый с жизнью фактор: живущее во льдах чудовище, которое выныривает из хоть какого сгустка полярной ночи, походя перекусывает жителя нашей планеты совместно с реей и любит выкладывать паззлы из фрагментов человечьих тел. Первые 500 страничек 900-страничного тома посвящены обстоятельному нагнетанию кошмара: экипаж посиживает на промерзших кораблях, разов в неделю сносит в кишашие крысами трюмы очередные мертвецы и с тоской глядит в будущее. А читателю еще печальней. А позже Симмонс врёт читателя еще разов, всунув его совместно с героями в концовку, представить которую было невероятно, и которая захватывает, как в детстве. И стращает соответственно.
Василий Щепетнев, «Черная Земля»

Не столько пугающий, сколько беспокойно озадачивающий цикл сухих, твердых и чрезвычайно цепляющих повестей, в каждой из которых герой, то комсомолец-двадцатипятитысячник, то красноармеец при летучем отряде НКВД, то спецврач, а то бомбила с грузовиком, сталкивается с чертилами и оборотнями, выскакивающими из подвалов и лесов воронежского захолустья. Многое, как положено у Щепетнева, разъясняется происками Советской власти, сносящей церкви и взрывающей энергоблоки, но объективному читателю создатель, как, вновь же, ему положено, дает понять, что большевики лишь сняли крышку с обустроенного не ними дьявольского инкубатора. Пару разов Щепетнев, издавна играющий с другим течением истории, не удержался от того, чтоб грубо воткнуть классический сюжет в настоящую деревенскую жизнь. Чтобы показать, к примеру, как историю гоголевского «Вия» увидел бы левый путешественник, по партийной полосы ночующий в церкви, пока Хому колбасят под вопли «И ты, Брут!» Или как повернулись бы действия в отеле «У погибшего альпиниста», ежели бы туда съехались естествознатцы да спецлаборанты, а заместо инопланетян шалили зомби с верволками. Вынужден доложить, что все одинаково ничего превосходного не вышло. Часть основных героев живой осталась — и то хлеб. Черный таковой.
Фото: GettyImages