Наш советский Тесла!

Совершенно непонятно, почему так происходит, что появляются время от времени на свет люди, которым судьба уготавливает роль воланчика для бадминтона. Например, Льву Термену — миллионеру, разведчику, зэку и гению.

Нет, на самом деле, почему так?Почему один человек живет себе безмятежно с супругой и домочадцами, далее, чем на сто верст от собственной усадьбы за всю жизнь не выберется и так чинно, так скучновато существование свое обставит, что биографам позже хоть стреляйся, хоть вешайся, а писать вроде бы и нечего.

Зато иного так вкусно размажет по полотну истории, по мировой карте, по житейским хитросплетениям, что хватило бы такового жизненного опыта на целый десяток жителей нашей планеты. При этом абсолютно необязательно владеть авантюрным нравом и круглосуточной готовностью к приключениям: роль личности с ясной долей вполне может выпасть и людям безмятежным, кабинетным ученым, тихим занудам.

Вот Левушка Термен с самого юношества был конкретно таковым. Вдумчивый безмятежный мальчик в три года научился читать и больше всего обожал конкретно это занятие. С 5 начал учиться музыке. А с 7 лет еще и пристрастился к опытам в семейней физической лаборатории, по совместительству — инженерной мастерской. Лабораторию предки оборудовали умышленно для Левушки — могли себе дозволить поощрить одаренного малыша. Род Терменов был ветхий, французских корней, сумевший выдвинуться в России. С XIV века существовавший девиз Терменов звучал как

«Не наиболее, не менее» и вполне отражал умеренность, свойственную избравшей его семье. Термены были богаты, но избегали роскоши; знатны, но не устремлялись вертеться в высшем сообществе. Левушка окончил обыденную столичную гимназию с серебряной медалью и поступил сходу в два учебных заведения: в консерваторию по классу виолончели и на физико-математический факультет института. Консерваторию он окончить успел, а вот с наукой не вышло. Начался 1916 год, шла война, и двадцатилетнего студента призвали в армию.

На германский фронт ему посчастливилось не попасть — к началу революции Лев по-прежнему работал на Царскосельской радиостанции, куда был командирован сходу по окончании военного Николаевского инженерного училища. После захвата власти большевиками его совместно со всем штатом служащих радиостанции записали в Красную Армию, не особо увлекаясь при всем этом политическими взорами новоиспеченных красноармейцев.

Перемены в доле молодой Лев, как подлинный ученый, воспринимал с благородным хвалы спокойствием. Однако это не выручило его от внимания новейшей власти, и в 1919 году он был арестован как дворянин, офицер и вероятный соучастник вероятного бунта. Шли годы красноватого террора, и Льву вполне освещала пуля в затылок опосля минутного фарса на ревтрибунале, но ему подфартило. Лотерея погибели удерживала темный билетик Термена, и спустя полгода бюрократически-карательное заведение выплюнуло свою жертву на булыжники питерской мостовой — более-менее вольным не совершенно понявшим, что с ним, фактически разговаривая, вышло.

Оглядевшись вокруг и оценив масштабы свершившихся в мире конфигураций, молодой технический гений направил свои стопы в единственно доступном ему направлении — к первой попавшейся физической лаборатории. Спустя месяц опосля освобождения он теснее работал в физико-техническом отделе Рентгенологического института.

По заданию собственного управляющего, доктора Иоффе, Термен занимался в лаборатории творением устройства для исследования параметров газов. По условиям опыта газы вмещались в электрический конденсатор, и Термена заинтриговал тот факт, что устройство начинал реагировать на приближение к нему рук исследователя — газы снутри конденсатора изменяли свои характеристики при приближении массы извне. В конце концов, Термен присоединил конденсатор к микрофону и принялся экспериментировать с получавшимися звуками. Они были чрезвычайно необыкновенны, ничего схожего в природе он не встречал. Получавшийся гул подсказывал сходу подвывание ветра, глас жителя нашей планеты и звук виолончели. Термен был не совершенно лишь профессиональным физиком, но и великолепным музыкантом. Он смог оценить диковатую красу этого механического звука, рожденного наукой.

Так возник терменвокс — самый 1-ый музыкальный синтезатор.

Хотя еще до того, как 1-ый терменвокс(или этеротон, как сначала Термен окрестил свое детище)был конечно смоделирован, Рентгенологический институт теснее рапортовал о творении аппарата звуковой сигнализации. Термен возглавил группу профессионалов, которым было доверено довести охранную систему до разума. Потому что музыка — это лирика, а вот ящик, который ревет, когда к нему приближаются, — политически верная, архиважная вещичка!

Впрочем, музыкальный ящик тоже не был обделен вниманием. По последней мере, в 1921 году, когда Термена с его изобретением выслали на Всероссийский электротехнический съезд, широкая публика пришла в восторг и газеты не скупились на хвалы. Терменвокс назвали «инструментом пролетариата», «прибором, который сумеет сделать музыкантом любого» и «музыкальным трактором».(Слово «трактор» означало тогда не совершенно то, что на данный момент. Чтобы понять, как его воспринимал русский человек 20-х годов, пробуй пару разов произнести вслух: «Процессор на 500 гигов, оперативки на 50, вайрлесс, хай технолоджи...» Да, приблизительно вот так.)А в твоем айфоне терменвокс озвучил рингтон под заглавием Sci-fi.

Основой этого музыкального устройства являются два электрогенератора. Один из их восоздает электрический сигнал неизменной(или опорной)частоты Ч1 — около сто кГц. Частота сигнала второго генератора Ч2 может колебаться в зависимости от того, повлияет что-нибудь на торчащую из него антенну или нет.

Оба сигнала подаются на преобразователь частоты, который сличает их характеристики. Когда устройство тихо пылится в углу, Ч1 одинакова Ч2. Преобразователь бездельничает, и терменвокс безмолвствует. Но ежели кто-то проводит рукою над антенной, характеристики колебательного контура второго генератора меняются. Ведь человеческое тело владеет собственной электроемкостью. Рука в данном случае конденсатор, подносимый к антенне. Преобразователь регистрирует разность меж Ч1 и Ч2 и восоздает новейший сигнал частотой Ч3(Ч1 минус Ч2). Сигнал Ч3 отправляется в усилитель, а опосля — в динамик. Так выходит звук(достаточно неприятный, ежели руку поднес новичок).

У большинства терменвоксов две антенны. Прямая отвечает за тон звука, дугообразная — за громкость. Для игры на приборе необходимо владеть образцовым слухом, ведь движения рук невероятно «подладить», начав играться. Аппарат реагирует на любые движения и сходу выдает дрожь в руках или ЛОЖЬ.

Изобретение 25-летнего гения так всколыхнуло общественность страны, что желание познакомиться с ученым выразил фактически Ленин. Термен был человеком покладистым. Ему и в голову не пришло привинтить к терменвоксу коробку со взрывчаткой или еще как-нибудь намекнуть главе новейшей власти, что не пренебрегал Лев Термен ни про тюрьму, ни про национализированное имущество семьи. Наоборот, Термен с наслаждением исполнил перед Лениным несколько творений классики, а позже азартно правил неловкими руками главаря, попытавшегося извлечь из терменвокса нечто мало-мальски гармоничное.

Ленин также выразил энтузиазм к бытовой реинкарнации терменвокса — звуковой сигнализации — и скоро опосля встречи направил несколько писем в различные организации с предложением приспособить изобретение под нужды революции. Самому же Термену Ильич настойчиво порекомендовал вступить в партию. Тот пообещал поразмыслить.

После данной встречи у Термена на всю жизнь остался пиетет перед Лениным. Большим колебанием для ученого стала информация о том, что опосля погибели главаря его мозг извлекли из черепа и поместили в банку со спиртом. Как разов к тому медли Термен увлекся идеями заморозки живых организмов и упрашивал заморозить тело Ильича, чтоб иметь возможность скоро воскресить политического гения на общее благо. Но спирт убил мозговые клеточки, и это Термен воспринял как факт фатальный(ведь про генетику и клонирование тогда еще фактически ничего не знали).

Когда в дряблом возрасте Термена расспрашивали, что его необыкновенно поразило в главаре, он отвечал: «Самым неожиданным для меня оказалось то, что он был ярко-рыжий. На черно-белых фото этого не видно».

Как разов в 20-е годы Термен стал сильно думать о бессмертии. К погибели этот атеист, надобно сказать, относился без всякого поклонения, считал ее физиологической бессмыслицей, вредной и несправедливой. В глубине души подозревал, что уж его-то она не коснется(вообщем, мы все это подозреваем, не так ли?), но считал мудрым заблаговременно принять меры. Гарантию бессмертия Термен видел в замораживании тел погибших до тех времен, когда наука опять сумеет возвращать им жизнь. В те годы Лев Сергеевич составил свое 1-ое завещание, в каком просил похоронить себя в неизменной мерзлоте. Пусть и есть надежные признаки того, что погибель ему не угрожает(к примеру, фамилия «Термен» читается задом наперед как «не мрет»), но малюсенько ли что может случиться!

Термен начал ставить био опыты с замораживанием. К раскаянию, биологом он не был, и ничем эпохальным это не закончилось. Зато параллельно он продолжал трудиться по месту службы и мимоходом изобрел фактически что телек — 1-ый в мире. Или «систему дальновидения», по его собственному определению. Работала она приблизительно так же, как и современный телек, лишь очень-очень плохо. Изображение на экране тряслось и было необыкновенно нечетким, но в 1926 году «дальновид» Термена представлялся абсолютным чудом. Лапу на изобретение первым положило управление Красной Армии. Лично товарищ Ворошилов длинно тряс Термену руку, а позже распорядился установить «дальновид» у себя в кабинете.

В 1927 году Термена отправили на Франкфуртскую музыкальную выставку дарить миру советскую музыкальную новацию — терменвокс. Решение о отправке воспринимало управление отдела разведки РККА, а перед отъездом ученого фактически инструктировал глава военной разведки Ян Берзин. Какие задачки поставили перед Терменом?Он про это никогда не распространялся, но, судя по всему, ему приказывали чуть-чуть пошпионить — за русскими эмигрантами или германскими сотрудниками. Зная нрав Термена, мы можем предложить, что он не стал гневно отрицаться от сомнительной роли разведчика, а предпочел тихо-мирно пропустить поручение мимо ушей, для виду почтительно покивав тем, что меж этих ушей размещено.

Франкфуртская выставка обернулась грандиозным турне по всей Европе. Термена и его умопомрачительный музыкальный аппарат желали созидать в Париже, Марселе, Лондоне, Берлине, Риме... Любой его концерт сопровождался аншлагом, публика падала в обморок от «нечеловеческой музыки высших сфер». Под непомерным впечатлением от его выступления в Берлине остался Альберт Эйнштейн, который писал позднее, что «на самом деле потрясен сиим из места вышедшим звуком». Звук, возникавший из пустоты перед совершавшими неясные пассы руками, представлялся не столько техническим прогрессом, сколько фантастической акцией, общением с духами композиторов прошедшего, спиритическим сеансом. От вида Термена стало изрядно пахнуть святостью и шарлатанством, а почему он стал одним из самых скандальных и желанных героев. Неудивительно, что в один великолепный момент на него стали сыпаться искусительные предложения от импресарио США, которые ощутили, что Старый Свет, схоже, собирается зажать от их чрезвычайно занимательную штуку.

Так Термен оказался в Нью-Йорке. Родина никак не высказала собственного воззрения благодаря чему предлогу. Никаких воплей «Вернись, проклятый изменщик!» не последовало, ему исправно присылали нужные документы из русского представительства. И так же мирно, без скандала, властями США было принято прошение Термена о предоставлении ему иммиграционной визы.

В Америке на Термена упала еще великая слава. Лучшие музыканты страны брали у него уроки игры на терменвоксе. Двери самых респектабельных домов были обширно открыты для гения. Компании-производители отчаянно сражались за право получать любые его патенты. Рекой хлынули средства, и в считанные месяцы Термен оказался: а)членом клуба нью-йоркских миллионеров; б)начальником акционерного сообщества; в)обладателем высотного дома в Нью-Йорке.

С ним старались познакомиться самые ясные люди эры. Чарли Чаплин захаживал к нему в гости. Эмигрировавший из Германии Альберт Эйнштейн обожал помузицировать с Терменом на пару. Гершвин и Бернард Шоу, Рокфеллер и Дуайт Эйзенхауэр гордились знакомством с умнейшим русским. Знаменитые кросотки были совершенно не против его сообщества. Последнее особо воодушевляло молодого физика, тем наиболее что приехавшая из Москвы жена, Екатерина Константинова, вдруг внезапно с ним развелась и вышла замуж за какого-то молодого немца, с коим и отбыла в Германию.(Впоследствии Екатерина Константинова стала членом Национал-социалистической партии и убежденной фашисткой — вот такие занимательные вещи происходили с людьми в дальнем двадцатом столетии). И здесь Термен начал совершать оплошности — одну за иной.

Во-первых, он оказался чрезвычайно нехорошим предпринимателем: средства из его рук уплывали со скоростью недалёкой к световой.
Во-вторых, он поспешил реализовать патент на терменвоксы компании, которая не совладала с их реализацией.
В-третьих, он женился на мулатке. А в 30-х годах жениться на чернокожей в Америке — приблизительно равноценно тому, как ежели бы на данный момент на публике высказаться там о том, как ты всех черномазых ублюдков ненавидишь.

Мулатка была дивно превосходна. Звали ее Лавиния Уильямс, и она была танцовщицей. Специально для Лавинии Термен попытался изобрести аппарат, который мог бы «извлекать музыку из движения танцора». Но изобретенный «терпситон» оказался абсолютно немощным аккомпанемейстером: он или хрипел, или пищал, или молчал, какие бы головокружительные па ни совершала смуглокожая прима. Деньги таяли с необыкновенной быстротой. Хорошие приятели стали общаться с женами Термен ледяным гласом. Окончательно Термена добила серия публикаций в газетах о том, что гостеприимные ньюйоркцы пригрели на собственной груди русского разведчика. Термена обвинили в том, что он является агентом разведки, собирает о собственных великосветских приятелях и видных ученых информацию.

Самое неразумное в данной ситуации было то, что на явки Термен вправду прогуливался. Все эти годы с ним нередко связывались из русского представительства и приглашали на «беседы». Он покорно прогуливался. Пил с «консулами» водку. Не пить было невероятно: принуждали в чрезвычайно брутальной манере. Потом были дискуссии ни о чем — о супругах, спектаклях, европейской политике, успехах социалистического хозяйства и остальной абсурд. Проще было отправить консульских приятелей еще давным-давно, но открытая конфронтация никогда не была в нраве Льва Сергеевича. Тем наиболее что они непрерывно охотно подсобляли ему с документами: развели с Катей, женили на Лавинии. И вообщем русское гражданство у Термена никто не отбирал, а сам он не отрицался. Мало ли что?

Вот «мало ли что» и пришло. Долги угрожающе щелкали зубами, новейших заработков не предвиделось, южноамериканские спецслужбы стали порезать круги вокруг да около. Как словно Термен малюсенько сделал для Америки!Кто, к примеру, установил новейшую звуковую сигнализацию на самые знаменитые тюрьмы США — Синг-Синг и Алькатрас?

Светские знакомые отреклись из-за его жены-негритянки, научные — из-за репутации разведчика. Единственные люди, которые его осмысливали, оценивали как обязано, — это «свои». Именно в русском представительстве Льва Сергеевича подбадривали, защищали и защищали в этот тяжелый период. Потому что свои — не бросят. Вот приблизительно такие идеи терзали бедную голову гения и дотерзали до того, что в 1938 году он своими ногами взошел на борт корабля «Старый большевик» и незаконно(спрятанный в каюте капитана)поехал на отчизну. Лавиния осталась в США. Консульские ребята обещали доставить ее в СССР сходу же опосля того, как скандал поутихнет, а Лев Сергеевич поновой обустроится на расцветшей и похорошевшей отчизне. Вот он получит место начальника Института акустики, почет и почтение в сообществе, а здесь и жена прилетит открыто и благородно — в счастливую страну, где живут вольные люди, которым все одинаково, у кого какой цвет кожи.

Страшные вещи делают с людским мозгом нехорошая память, превосходная ностальгия и русская пресса. Всего несколько месяцев южноамериканский шпион Термен пробыл на воле — фактически в полной изоляции, ибо «дома» все превосходно осмысливали, что посещает за общение с перебежчиками, американцами и изменниками. В 1939 году он был арестован и получил восемь лет лагерей.

Первый год Термен правдиво оттрубил на укладке Магаданского тракта и фактически выработал отведенный человеку ресурс выживания. Но ему вновь подфартило: он попал в известную «туполевскую шарашку» — необыкновенную зону для зэков-ученых, от которых взамен более-менее солидного питания требовали продвижения русской науки к новеньким горизонтам. В «шарашке» Термен провел всю войну и ощущал себя там опосля Колымы сравнимо прилично. Работу его бригада исполняла самую добропорядочную — моделировала для НКВД прослушивающие устройства: микроскопические, замаскированные, для радиомаяков, для самолетов, для телефонных линий, для посольств, для учреждений, для квартир жителей нашей планеты. Все эти годы жена Термена нападала русское представительство с требованием безотлагательно переправить ее к любимому супругу, но представительство берегло безмолвие. Лавинии стало знаменито о доле жена лишь в конце 50-х годов.

В 1947 году Лев Термен был не совершенно лишь освобожден, но даже и награжден Сталинской премией первой ступени за блещущую операцию с установлением прослушки в южноамериканском посольстве. Бригада Термена разработала неповторимый «жучок» абсолютно новейшей модификации. Он представлял собой полый, лишенный какой-либо электронной внутренности, железный цилиндр с мембраной и торчащим из нее штырьком. Секрет содержался в том, что при облучении наружным электромагнитным полем пригодной частоты полость цилиндра вступала с ним в резонанс и радиоволна переизлучалась обратно через антенну-штырек. «Жучок» вмонтировали в южноамериканский герб, изготовленный из ценных пород дерева. Американскому послу во время визита в Ялту герб подарили пионеры «Артека». Посол был растроган и повесил его у себя в кабинете. «Жучок» фактически 20 лет исправно работал, информируя органы дословно о каждом слове, сказанном в приемной посла.

После освобождения Лев Термен остался в «шарашке», теснее вольнонаемным, ибо идти было абсолютно некуда. Потом ему выделили двухкомнатную квартиру. Термен женился на молоденькой даме, и у их родились две дочери. В 1956 году Термена вполне реабилитировали, и еще фактически 40 лет он продолжал заниматься любимым делом — изобретал. Правда, больших открытий и умнейших изобретений, таковых как терменвокс, дальновидение или звуковая сигнализация, он больше не сделал. Для работы Термену требовались суровые дотации, лаборатории и квалифицированные ассистенты, но его отряжали управлять маленькими, незначимыми для фигуры такового масштаба объектами. А в лаборатории КГБ он ворачиваться не желал. Почему — успел разъяснить в одном из заключительных собственных интервью. «Время от моей изобретательской работы отнимали всякие глупости. Якобы на Западе выдумали устройства для определения, где находятся летающие тарелки, и, чтоб узнавать, кто и для чего же их запускает, нам тоже надобно было биться над сходственными устройствами. Потом — типо американцами сотворена аппаратура по передаче мысленной энергии(при этом брутальной)на дальние расстояния — и опять бейся!Я осмысливал, что это жульничество, а отрешиться нельзя. И единожды я решил, что лучше не заниматься сиим, а уйти на пенсию. Я и ушел — в 1966 году». В конце 80-х наружный мир для чего-то вновь вспомнил о Термене: на Западе вышло несколько посвященных ему статей, где он назывался агентом КГБ, осведомителем и доносчиком. Почти в то же время Термен получил приглашения из Франции и США навестить места «боевой славы» — отдать серию терменвоксовских концертов там, где он играл 60 годов назад. Сопровождать отца в этом турне взялась дочь — одна из нескольких 10-ов проф терменвоксистов в мире.

В 1991 году Лев Сергеевич вдруг вспомнил Ленина и пожалел, что обманул его надежды — не вступил в партию. Термен решил загладить свою вину перед вождем и успел стать членом КПСС — аккурат за несколько месяцев до ее закрытия.

А в 1993 году ученый погиб, прожив без 3-х лет целый век. Причем не какой-либо там век, а тот самый, двадцатый, живым воплощением которого и довелось стать Льву Термену. Хотя он, взыскательно разговаривая, не чрезвычайно на это и набивался, а просто покорно шел туда, куда его волочили хваткие лапы судьбы. Журналист и писатель Елена Петрушанская, успевшая брать у Термена несколько интервью в заключительные годы его жизни, разговаривает, что он и сам осмысливал эту свою покорность: «Жизнь, сколько бы она ни продолжалась, надобно прожить достойно до конца. Похоже, Термену это не удалось.

И я мыслю, он о этом знал. Во всяком случае, желая он говорил мне о собственной жизни тихим, глухим, без мельчайшего эмоционального интонирования гласом, через череду фактов проступал тайный трагизм. Вопль души незаурядной личности, из героев собственного века как-то незначительно преобразовавшейся в его жертву».

Beach Boys «Good Vibrations»(сингл, 1966).
Led Zeppelin «Whole Lotta Love»(фильм-концерт/саундтрек «The Song Remains The Same», 1976).
Pixies «Velouria»(«Bossanova», 1990).
Аквариум «Под мостом, как Чкалов»(«Территория», 2000).

Фильмы: «Зачарованный»(1945), «День, когда Земля остановилась»(1951), «Эд Вуд»(1994), «Хеллбой: герой из пекла»(2004).