Культура как комплекс табу, или почему воспитанные люди не сморкаются в занавеску

Почему мы не считаем вероятным высморкаться в кофточку девушки, сидящей по соседству в консерватории?Да поэтому, что сообщество навязало нам самые различные запреты и табу. С какой целью оно это сделало и как сейчас с сиим жить(и куда сморкаться?!), мы тебе и расскажем.

Мы, конечно, постоянно считали себя бунтовщиками, играющими против верховодил. Взрывать замшелые табу — это свежо, свободно и современно. Но при всем этом не стоит забывать, что когда-то главнейшим признаком гомо сапиенс было как разов придумывание различных запретов, и дело это было интересное и полезное. Некоторые, вообщем, послушны этому занятию всей душой и сейчас.

В феврале этого года депутат Мизулина объявила, что ребяческий фильм-сказку «Хоббит» необходимо воспретить глядеть людям до 18 лет, поэтому что там пьют пиво, курят трубки и машут опасными колюще-режущими предметами. Эта новость сообществом была воспринята очень бесстрастно. Депутатов в Думе 450 человек, и госпожа Мизулина еще не самая замысловатая из их. Количество запретов, придуманных депутатами за заключительные годы, превысило вменяемые арифметические нормы — превосходно, что еще не многие они были приняты. Нет ни единичного занятия, которым можнож было бы заниматься, не располагая великим количеством корвалола в нагрудном кармашке: чего же ни хватишься — ничего нельзя. Нельзя разговаривать, писать, усыновлять, носить, пить, курить, располагать, создавать, ходить, ехать, останавливаться... Можно побиться о заклад, что во всем словаре обнаружится лишь парочка глаголов, на которые еще не успели привесить желая бы один завалящий запретик. Но при всем этом все одинаково находится мазохистская публика, которая искренне довольствуется все новеньким запретам, будто она их коллекционирует: «Правильно, так их!Нужно, чтоб порядок был. Чтобы нельзя было без справки, паранджи, намордника, двойной печати, благоволения небесной канцелярии и детского кресла, да!»

Давно теснее знаменито, что определенная часть народонаселения(в разных сообществах, по оценкам группы социологов под управлением Теодора Адорно, ее процент колеблется в пределах от 30 до 60 процентов)любит закручивание гаек как искусство, даже ежели эти гайки закручиваются на их собственных хвостах. А остальную часть народонаселения невыносимо интересует: почему все-же неким превосходно, когда «низзя»?

Детские психологи — люди, которые много знают о человечестве в целом. Наблюдая поведение детей-аутистов, профессионалы удостоверились, что большая часть из их могут наиболее либо наименее нормально работать лишь тогда, когда все действия вокруг их происходят по схожему циклическому ритуалу*.

* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика:

«


Смотри, к примеру, работу Кристен Лэм и Майкла Эймана «Шкала самооценки циклического поведения: самостоятельное исследование лиц с расстройствами аутического спект­ра». Или не гляди, а просто поверь нам на слово»

Вот чтоб сандалики были зеленоватые и стояли с севера на юг, а в утренней каше было ровно четырнадцать изюминок, по другому Вселенная пошатнется и небо свалится малюсенькому аутисту на голову. Но самое занимательное то, что другие детки, в общем, тоже предпочитают порядок, режим и регламент, желая, смотря на их, о этом и трудно додуматься. Любая няня подтвердит тебе, что лучший метод довести малыша 1,5–5 лет до капризов, слез и истерики — это нарушить режим, переставить мебель в его комнате, накормить непривычной пищей и позволить ему делать все, что в голову взбредет. Потому что малюсенькие детки ощущают себя безмятежнее и защищеннее, когда все вокруг происходит по обыкновенным правилам. Они обожают, когда им по 100 разов читают одни и те же книги, они играют в одни и те же игры, они пересматривают любимые мультики, и радость узнавания знакомых событий для их куда главнее новейших сюжетов и картинок. И лишь с возрастом они равномерно и осторожно обучаются оценивать новинки и пробовать обыкновенные нормы на крепкость.

Почему так происходит?Потому что тысячелетиями для нашего вида работало грустное, но практически непреложное верховодило: живой ребенок — покорный ребенок. Дитя, которое слепо копировало все действия взрослых и столь же слепо покорялось запретам, выживало куда эффективнее, чем дитя, которое удирало всем назло в кусты и лопало там запрещенное волчье лыко, швыряясь шишками в осиные гнезда.

Чтобы выжить на нашей равномерно радушной планете, необходимо взыскательно соблюдать громадное количество запретов: не совать ноги в воду к крокодилам, не лизать ядовитых жаб, не падать вниз головой со горы... Тысячи таковых «не» оберегают твою сохранность, оставляя на твоей психике все новейшие зарубки. Хуже того, и во сумраке ночи и при свете дня таится множество иных «не», о которых ты просто не знаешь, — посиживают там, точат зубы и ждут, когда ты совершишь ошибку. И лучше всего жить, скукожившись, на малюсеньком, но безопасном клочке действительности, безгранично повторяя те действия, в безвредности которых ты убежден опытом и знаниями.

Если мыслишь, что лишь человек таковой дурак, ты не прав. Все животные на данной планете — пленники ритуалов и привычек. Они прогуливаются на водопой одними и теми же тропами, мигрируют обыкновенными маршрутами, пасутся на одних и тех же полянах и шарахаются от всего неизвестного. Даже собиратели и хищники — скауты и разведчики по природе собственной — взыскательно придерживаются собственных маршрутов и входят в новые комнаты либо на новейшие участки на трясущихся лапах и прижав уши. Нет на свете существа наиболее несвободного, чем бешеное животное, навеки запертое в клетках верховодил и традиций, усвоенных им с молочных зубов.

Рассуждая о зачатках культуры у перволюдей, антропологи постоянно разговаривают о ритуале. Вот находится старый скелет, закопанный в скрюченном виде и посыпанный закаменевшей пыльцой; вот обглоданные кости животных свалены в определенное место для отходов; вот орудия, обработанные определенным образом — один и тот же метод от могилы к могилы, от стоянки к стоянке. Появление табу — священного запрета - 1-ый признак стартовой религиозности. Появление канона — обязательной нормы — 1-ый признак стартового искусства. Современного жителя нашей планеты изумляет, что в течение сотен, а иногда и тысяч лет в одной и той же местности производили безгранично повторяющие друг дружку горшочки — схожей формы и с идентичными узорами из отпечатков веревочек. Современному человеку непонятно, как можнож посиживать за гончарным кругом и день за деньком крутить одно и то же. А как же творчество, фантазия, поиск новейших форм?Но дело в том, что для обитателей данной старой равнины истинным горшком, берегущим воду от порчи, а зерно в безопасности от мышей, мог быть лишь горшок с привычными ручками, наплывами и узорами, а все остальное – черт знает что. Вот ты почему не ходишь на работу в жаркий день в простыне?Удобно же: встал с постели, завернулся и сразу топаешь на службу — прохладно, просто, есть чем с девушками пошутить. Но закостеневшие в ритуале нормы твоего сообщества не дозволяют тебе такового природного поведения. Потому что неважно какая культура — это комплекс табу, воспрещающих все, что лишь можнож, время от времени с оглядкой на здоровый смысл, а иногда и наоборот.

А все поэтому, что люди ошибочно осмысливают, как устроен мир. Когнитивная ошибка на когнитивной ошибке. И к древней норме «делай лишь то, что неопасно» в свое время присоединилась штука еще наиболее разноплановая: поиск идеала в любом событии. Эта мысль без помощи других возникала в разных культурах, чудовищно дальних друг от друга, поэтому что строилась на схожих ложных выводах. Лучше всего сохранились рассуждения . у греков, китайцев и египтян. Давай выберем греков и посмотрим, как они дошли до жизни таковой.

Во времена философа Платона и с легкой руки самого Платона навечно сложилось древнеевропейское представление о природе вещей. Сейчас мы знаем, что мир находится в бесконечном развитии от обычного к сложному и от единства к многообразию. Из ничтожной одноклеточной водоросли появляются сотки тыщ видов растений, из бултыхающейся недалеко амебы — Дарвины и Эйнштейны, из 2-ух хижин и трех рыбаков — большие империи и не наименее большие демократии, из басни про курочку Рябу — «Улисс» Джеймса Джойса. Смутно додумываемся мы о этом теснее пару тыщ лет, а точно знаем чуток наиболее двухсотен — спасибо науке истории, теории эволюции и т. д.

В IV веке до нашей эпохи люди не владели таковым историческим кругозором и видели лишь то, что видели. А видели они, что неважно какая вещь с течением времени портится. Платья изнашиваются, дворцы рушатся, ножики тупятся, дамы дурнеют, великолепные юноши лысеют, а оставленный в корзинке кусочек козлятины через два дня преобразуется в нечто совершенно уж непотребное. Представление о том, что их мир — это такое место, где все равномерно прибывает в упадок, было всеобщим.

И вот философ Платон посиживает и рассматривает, допустим, огурец ( очень знаменитый овощ в Элладе). Он видит, что некие пупырышки на нем растут криво, что хвостик у него погрызен слизняками, что на брюшке у овоща уродливые желтые пятнышка, да и сам он некоторый неровный и слегка жидкий на вкус. Почему же огурец так несовершенен?Почему наибольший и несравненнейший инженер — создатель мира, сотворивший такое волшебство, — оставил кучу недоделок?За что ни хватишься, все вкривь, вкось и тяп-ляп.

Ответ набивался сам собой. Изначально огурец ( как и сам Платон)был задуман и создан абсолютным, но с момента творения все-же прошло много лет, и здание начало осыпаться. Люди стали малюсенькими, неразумными и уродливыми, огурцы — жидкими, юноши — своенравными. Есть мир идей — хранилище всех чертежей мироздания, где присутствуют застывшие в стазисе вечности модели образцовых огурцов и мудрецов, а на земле у нас — ничтожные, выродившиеся отпрыски их изначальных блистательных отражений. Но в человеке, в отличие от огурца, заложена таковая примечательная вещь, как свобода воли. И если соблюдать изначальные верховодила и запреты, жить, как жили наши могучие и блистательные прородители, отрешиться от всякой новомодной заразы, то... Ну, далее ты и сам знаешь.

Христиане в свое время переосмыслили идеи Платона, объяснив несовершенство творения грехопадением жителя нашей планеты, но в целом делили его точку зрения. И китайцы, и египтяне, и евреи, и средневековые жители страны восходящего солнца здесь были единодушны: для всего в мире существует некоторый образцовый метод, очень следуя которому ты придешь к идеалу. Один-единственный по-настоящему верный метод плести циновки, вычищать зубы, почитать богов и нюхать брюкву. А все самонадеянные отличия от правильного пути — попытка раскачать столпы мироздания, за какую в идеале стоило бы травить верно выученными собаками.

Дальше всех, конечно, продвинулись на пути к идеалу обитатели Поднебесной, обогатившие мир выражением «китайские церемонии». Традиция в этом чиновническом сообществе была его стержнем. Обучение хоть какому ремеслу либо искусству содержалось в безустанном копировании старых образчиков, где неважно какая инновация воспринималась искажением и награждалась ударом палки по спине. Изобретения, не считая уж самых нужных, уничтожались и забывались; публичный уклад, мысль, стиль жизни — все безгранично дублировалось и самокопировалось; хоть какое отступление от канона числилось нарушением добродетели. А каноны существовали для всего: для высадки риса, питья чая, подачи прошений, свадеб, родов, посещения проституток и кормления карпов. Раз и навсегда определенные слова, жесты, движения, одежды, поступки — для разов и навсегда определенных ситуаций. Шаг на лево, шаг на право — попытка к бегству. В самые великолепные моменты китайской истории, к примеру во время легизма эпохи Цинь, за ошибочно сервированный ужин могли очень невыносимо умертвить целую семью в несколько поколений, а за недоносительство про этот ужин — мелко пошинковать семьи соседей слева и справа ( что дотрагивается соседей против, то они как разов и сообщили куда надобно). Конечно, жизнь тяжело связать и стреножить вполне. Но Китаю удалось практически невероятное: область с изначально немыслимым потенциалом ухитрилась отстать от общечеловеческого прогресса на долгие года и потом длинно мылась чудовищной кровью, невыносимо выползая из кокона культуры запретов. Сейчас Китай, превосходно понявший свою ошибку, против, приманивает со всей планеты самые современные технологии — хоть ГМО, хоть клонирование, хоть что угодно ( но не решается пока быть настолько же прогрессивным в некоторых иных областях, связанных до этого всего с гражданскими волями; правда, и тут мы видим последовательное, пусть и медленное, отпускание вожжей).

Происходившее в Китае — это одна из последних форм нашего подхода к делу развития. Но общий вектор культуры был схож повсюду: в протяжении всей собственной истории население земли встречало инновации и прогресс с куда наименьшим энтузиазмом, чем можнож было бы ждать от существ мудрых. Мы на данный момент можем хихикать над сёгуном Токугава Иэясу, воспретившим в XVI веке нашей эпохи внедрение колеса как вещи безнравственной и к добру не приводящей, но, ежели поглядеть перечень отраслей, закрытых к использованию и даже к исследованию во вполне развитых странах, становится ясно, что близко мы от того сёгуна на собственном колесе уехали*.

* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика:

«


Иэясу тоже был осмотрительным и предусмотрительным политиком, просчитывавшим последствия. Он просчитал, что без колес всяким бунтарям труднее будет другу другу незаконное орудие перевозить, а экономика — все эти купцы, купцы и крестьяне — как-нибудь перетопчутся. Что такое экономика, когда следует речь о сохранении власти?


»

И все таки, как видим, мир не стоит на месте. По последней мере, этот текст ты читаешь не с лучиной, а написан он, хотелось бы полагаться, не на стене пещеры кровью лося. Если человек так параноидально опасается всего новейшего и так скучает по всему ветхому, то как вообщем оказалось вероятным развитие?

Если возвратиться к детским психологам, мы узнаем у них, что хоть какой почитающий себя ребенок переживает каскад поведенческих кризисов в определенных возрастах.

Кризис 2–3 лет, к примеру, — это безграничные «неть!» на хоть какое предложение и вспышки злости. Кризис 5–7 лет — это нежелание покоряться правилам: ребенок кривляется, на очах глупеет и отказывается решать простые задачи, а кроме всего остального мучается приступами глухоты — усердно не слышит, что ему разговаривают прородители.

Почти все детки проходят такие периоды. Длятся они от нескольких месяцев до года, опосля чего же поведение малыша выравнивается. Антропологи связывают эти кризисы с критическими возрастами первобытного малыша, которого в два года спускали с рук, меняя на новорожденного, а с пяти-семи конечно отлучали от груди и отпускали в относительно самостоятельное существование в семейной группе. Лучше всего управлялись с этим детки, психика которых как разов в этом возрасте резко перестраивалась на новейшие программы: ребенок как на лифте взмывал в сферу новейших поведенческих и интеллектуальных способностей и приспосабливался к самостоятельности.

Самый же суровый рывок происходит в период созревания, при этом не совершенно лишь у людей. Подростки всех животных, готовых перейти на самостоятельное существование, водят себя идиентично: они любопытны, упрямы, нахальны, агрессивны, неосторожны и склонны нарушать запреты. Деваться некуда, большинству из их конкретно на данный момент придется агрессивно соперничать за право спаривания, собственные кормовые участки, положение в стае и так далее, так что залитая гормонами молодая личность принуждена отрицаться от осмотрительности и массы запретов: кто не рискует, тот не плодится.

Да, тинейджеры не то чтоб сильно двигают прогресс, науку и даже искусство, но конкретно в тинейджерском возрасте просто воспринимаются новейшие идеи и отрицаются ветхие. И этот багаж они приносят в зрелый продуктивный возраст. Хотя великая часть жителей нашей планеты позже отыграет назад и снова нырнет в уютную и безопасную привычность, но кое-какие зерна прорастают и кое-какие каноны все-же начинают пошатываться.

Современный культурный человек на самом деле абсолютно несвободен, и счастье его в том, что он не сознает, как скован запретами. Не имея права даже поковырять своим пальцем в собственном же носу, он несет тяготы культуры вполне обыкновенно — просто поэтому, что от природы, как мы теснее писали, приучен ходить по тесной дорожке. Ведь он волен!Ведь он может сам решить, куда пойти вечерком — в кино либо в кафе. А что при всем этом он лишен права передвигаться на четвереньках, звучно напевать, лакать из чашечки либо почесываться вилкой — это так обыкновенное ярмо, что снять его можнож лишь при поддержки нескольких порций специального ярмоснимателя превосходной выдержки.

Наша культура — это истиннее кладбище запретов, когда-то, может, и имевших смысл, но конечно его утративших. Мы не работаем в выходные, желая совершенно не ждём молнии в макушку за нарушение священного «праздника», то есть праздного, бездельного дня. Мы не прячем при знакомстве рук за спиной, а тянем их к рукопожатию, желая традиционно никто и так не подозревает, что мы можем укрывать в них камень, ножик либо палку. Мы закрываем, зевая, рот, желая практически убеждены, что туда не запрыгнул бес, вызвавший у нас такую вздорную вещь, как зевоту, чтоб просочиться в нашу плоть. Мы полагаем ( по последней мере, некие из нас), что даме к лицу застенчивость и застенчивость, желая совершенно не готовы обеспечивать позже наших скромниц-дочек щедрым приданым и подыскивать им мужей с пожизненной гарантией — мужей, готовых брать на себя полное обеспечение застенчиво сидящей дома супруги, не адаптированной к самостоятельному выживанию в мире твердой конкуренции.

Да, мы любим запреты как таковые. Мы с удовольствием играем в них: украшаем яичка лишь на Пасху, любуемся сакурой взыскательно в апреле, держим посты, покоряем свою жизнь разнородным режимам, диетам и расписаниям, искренне довольствуясь, ежели нам удается эти режимы и посты до конца соблюсти.

Сегодня с утра я все сделал верно: не оставил неубранной кровать, не ел, стоя у холодильника, не пренебрегал вынести мусор, не пошел в джинсах, а надел костюмчик, не опоздал на встречу – какой я молодец!Самый обычный метод обрести чувство мудрой размеренности и безопасности жизни — наложить на себя обязательства и ограничения, а потом детально их исполнять. Это даже приятнее, чем нарушить какой-либо вздорный и надоевший запрет, — по последней мере, тебя гарантированно не будет преследовать чувство легкой вины.

Многие обожают запреты. А еще больше неким нравятся запреты официальные. Не просто «не принято» либо «не приветствуется», а чтобы штраф, тюрьма и виселица посягнувшим на священный порядок вещей. Свобода — это когда неуютно и непонятно, что делать, — не многие такое обожают. И ладно еще твоя собственная свобода, с ней еще можнож как-то свыкнуться. Но свобода иных — вот что необыкновенно напрягает. Вот они, вольные, на данный момент начнут беспредельничать и в каше заместо 14-ти изюминок будет пятнадцать!И как тогда жить?Нет, законодательные запреты  все-же вещь. Особенно апеллирующие к традиционным ценностям.

Так население земли несется вперед, само за собой не успевая, и нервно оглядывается назад, все-же полагая, что там, в глубине веков, тайно что-то разумное и идеальное, а не лишь кропотливо обсосанные кости неандертальцев и окаменевшие вши.

Индейцы племени черноногих еще в начале XX века не имели права показываться на глаза своим тещам. При появлении на горизонте данной ужасной дамы хоть какой — хоть главарь, хоть шаман — обязан был безотлагательно убежать либо желая бы плюхнуться в канаву, кропотливо закрыв личико. Не таковая уж напрасная вещь, ежели разобраться.

Происхождение: явно антиинцестуальное происхождение.

Жительницы Бали когда-то не имели права собирать рис с закрытой одеж­дой грудью — числилось, что из-за этого на рисе будет много шелухи, то есть урожая соберут меньше. Жаль, что прогресс брал свое и это табу больше не работает.

Происхождение: когнитивная ошибка «магия подобия».

Венки, которыми путешественников скрашивают на Гавайях, — остатки старого табу, воспрещавшего иноплеменнику входить в дом без ритуала изгнания духов. Обряд включал песни, танцы и обертывание чужака пряными растениями. Кстати, опосля ритуала надеялось еще некое время пожить в особой гостевой хижине. ФМС бы оценила.

Происхождение: примитивное, но все таки понимание природы заразных болезней.

У некоторых племен Новой Гвинеи до сих пор воспрещено выкидывать не совершенно лишь остатки еды, но даже шкурки от съеденных плодов. Считается, что волшебные действия с этими остатками могут вынудить еду снутри жителя нашей планеты ополчиться на собственного владельца. По­этому остатки еды постоянно кропотливо сжигают. Попробуй для хохота показаться в одном из этих племен с ведром пищевых отходов.

Происхождение: когнитивная ошибка «контактная магия».

У индейцев брибри дама перед родами уходит в построенную для этого хижину, которая опосля родов будет сожжена. Она не может дотрагиваться ни к одной вещи, используемой племенем, поэтому что эту вещь тоже придется убить. У нее есть тыква для воды, а еду ей подают на длинноватой палке — поближе чем на три м. к ней никто не может приблизиться, ибо все знают, что рождающая дама может убить даже взором. ( Подумаешь!Наши папы передавали рождавшим нас мамам еду в окно роддома на веревочках. И ее еще необходимо было упрятать от санитарок!)

Происхождение: примитивные санитарно-гигиенические представления.