Планета Потребляндия, или Почему общество потребления — крайне полезная штука

Плюнуть в презренное сообщество употребления считает своим длинном каждый проповедник, журналист и кочегар. А оно, меж иным, может нам еще очень понадобиться.

Текст: Тата Олейник

Для начала — три цитаты. От очень, очень, очень, очень различных жителей нашей планеты.

* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика:

«


С английского — «расслабься и получай удовольствие». Круче было бы, окончательно, по-латыни: relaxat et frui. Или желая бы по-гречески:???????????????????????????. Был бы я духовным личиком, я бы всех вокруг латынью умучивал, нехай трепещут»

Вряд ли ты узнал что-то новое из этих примечательных цитат, о драгоценный читатель.

Идея о том, что сообщество употребления — это противная бяка, была впитана тобой с первой бутылочкой заменителя грудного молока, но и тогда она лишь соединилась в согласии с еще более ранешними источниками инфы снутри твоего новорожденного тела.

Любой мыслитель XX века яростно бичевал «потребленцев» и изыскивал червяков в сочных яблоках всеобщего благоденствия. Даже коммунисты, обещавшие полное изобилие в своем будущем, живописали это будущее не очень уверенно: по всему выходило, что тогда у всех все будет, но никому ничего будет не надобно. Но шли эти новейшие мыслители настолько старыми тропами, что на их попадались даже не столько саблезубые тигры, сколько трилобиты.

Этот ясный, но путаный образ мы на данный момент разберем подробнее.

«Но паче другого — грех расточительства»

Мы обязаны осмысливать, что миллионы лет население земли, даже не ставшее еще собой, принуждено было существовать, испытывая нужду дословно во всем.

Даже в благодатнейших местах приключались сезоны засух, дождиков и безрыбицы. Холод, зной, хвори и регулярные голодовки были безусловной нормой жизни. Ранняя смертность наших предков, доживших до зрелости, почаще всего была связана с тем, что подавляющее большая часть из их к сорока-пятидесяти годам теснее физически не могли обеспечить себя достаточным пропитанием и начинали зависеть от милосердия окружающих. А милосердие в то время было штукой ненадежной. Когда джентльмены-археологи в XVIII–XIX веках стали работать с первобытными захоронениями, они пришли в ужас от изобилия кропотливо выскобленных и обглоданных человечьих костей. Каннибализм, трупоедство, поедание собственного потомства были повсеместно распространенным явлением ( до того числилось, что этому пороку подвержены лишь дикари неких регионов, которые, ежели разобраться, и не люди совершенно).

Людоедство пропадает лишь с развитием земледелия — чтоб просто ворачиваться в скудные времена, будь то европейский голод XIII века, голодомор в России или крушение самолета в Андах в 1972 году, когда выжившие пассажиры кормились телами погибших.

Первый шаг на пути к обществу употребления — земледелие с созданием запасов еды — решительно изменил жителя нашей планеты. Люди равномерно закончили есть собственных деток, убивать стариков, возникли даже излишества: мамы и повитухи, к примеру, закончили считать плаценту особым подарком небес, посланным, чтоб подкрепить силы дамы опосля родов ( обычай дотрагиваться к ней ложечкой остался в некоторых культурах — теснее в качестве суеверия).

Пострадала ли от этого потребительского разгула нравственность — решать тебе. Но то, что скупость и экономия еще очень и очень длинно были обязательны для выживания и стали основой хоть какой нравственности, — это факт. На протяжении 1000-летий скаредность была высокой доблестью жителя нашей планеты. Причем служила она не совершенно лишь его собственному благу, но и процветанию всего сообщества. Если ты слишком много ешь — ты отнимаешь пищу у другого. Если ты теряешь рубашку — означает, кому-то не достанется льна или шерсти, чтоб укрыться от стужи или солнца. Ты носишь золотые браслеты — но ты мог бы реализовать их и накормить голодных в твоем городе ( мысль о том, что золото само по себе несъедобно и его наличие или неимение на твоих руках не увеличивает количества хлеба в амбарах, была очень трудной, потому до нее традиционно не доходили).

Впрочем, даже в самые нищие времена неких благ было в избытке, и тогда небрежное обращение с ними было в порядке вещей. Обилие мелкой керамики, скажем, приводило к тому, что она ценилась лишь немногим больше глины, из которой была сделана, и ни в одном из старых трактатов ты не отыщешь совета бережно с ней обращаться. Человек же, пользовавшийся глиняной посудой, прославлялся как эталон умеренности в пику богачу, который расходовал дефицитные ресурсы на посуду медную.

У нас просто нет другой культуры и иной традиции, ежели культура скопидомства. Мы как истину воспринимаем то, что превосходный человек обязан быть умерен в еде и отличаться безразличием к материальным ценностям. Жадность порицалась лишь тогда, когда она воспринимала уж совершенно гротескные формы: ежели человек начинал морить голодом слуг и родственников, украшал их в обноски, а сам дремал на набитых сундуках — это было антиобщественное поведение. Но образ мудреца, который живет в бочке, кормится 3-мя корочками в день и раздает все имущество ближним — абсолютный идеал хоть какой религии. А если он при всем этом экономит воду и мыло — тем лучше(ибо что может свидетельствовать о благочестии убедительнее, чем вши и язвы по всему телу?).

И, окончательно, хоть какой человек обязан трудиться в поте личика собственного. Кто не работает, тот не ест. Хорошая супруга встает ранее всех в доме и целый день не знает покоя, благородный супруг всей душой предается трудам.

Потому что, ежели не работаешь ты, кто-то обязан пахать, косить, воевать, править, делать копья и вытесывать обелиски заместо тебя. А это нечестно. Необходимость труда для всех и каждого была абсолютно явна, числилась незыблемой данностью, как мокрота воды или жар огня. Так что любовь парней и женщин к вкусной пище, безделью, благовидным нарядам, комфортным домам, мягеньким кроватям и забавным игрушкам хоть и была практически всеобщей и довольно-таки природной, но являлась однозначным пороком — по последней мере, в глазах моралистов. И эти глаза по-прежнему родственны очам несчастных трилобитов, потому что в заключительнее время жизнь изменяется куда прытче, чем наши суждения о ней.

Бездельники по долгу службы

Жан-Жак Руссо или Лев Толстой пишут о том, что единственное благородное занятие для жителя нашей планеты — это по-библейски растить хлеб собственный. Но, вроде бы мило это ни звучало, остается позабытым одно занимательное событие. Пахать — это примечательно, но количество мест для пахоты в этом мире ограничено. Еще в эпоху Древнего Египта выяснилось, что один пашущий способен прокормить десять человек*, и проблема вообще-то не в том, кто будет пахать, а в том, что пахать-то будем. Не подсовывать же каждому крестьянину еще девять пахарей на его участок — давки будет много, а толку малюсенько.

* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика:

«


Не забываем, что это данные по Египту с его плодородной равниной Нила. В большинстве регионов была куда наименее впечатляющая статистика»

Ремесленники тоже не испытывали нехватки в рабочих руках, жрецов, писцов и бальзамировщиков наблюдался переизбыток, армия была укомплектована, а людей необходимо было чем-то занять. По неким версиям ( сантим.. к примеру, статьи былого министра древностей Египта Захи Хавасса), масштабнейшие постройки в Египте были вызваны к жизни конкретно тем обстоятельством, что плодородные, но привязанные к строгой сезонности земли в Египте требовали очень малюсенько фермеров и могли подкармливать очень много жителей нашей планеты, которым тоже необходимо было отдать возможность зарабатывать. Так как экономика в Египте была больше всего схожа на ту, которую мы на данный момент именуем командно-административной, фараонам и жрецам пришлось брать на себя повинности по трудоустройству тыщ и тысяч рабочих рук. Поэтому мы на данный момент имеем пирамиду Хеопса, сфинксов и прочие большие достопримечательности.

Но и там, где земли были скудны, а голод приключался почаще, изъяна в крестьянах традиционно не было. Зато был недочет земли.

Число ремесленников нельзя было увеличивать безгранично: очень малым было потребление, очень медлительным и штучным — создание. Проблему с безработицей приходилось решать практически во все времена. Так возникли рантье, жившие на проценты от капитала; так возникло множество рабов, а потом слуг, которые проводили жизнь, разъезжая на запятках карет и наводя блеск на дверные ручки; так возник широкий класс чиновничества и, самое основное, класс условно вольных джентльменов, которые могли посвящать себя игре в гольф, разведению цветков, творению теории эволюции и проектированию паровых котлов.

И как котлы были изобретены, они здесь же и рванули под седалищами вышеупомянутых джентльменов, ибо началась индустриализация со всем букетом подходящих признаков. И главнейший из их — появление громадного числа новейших продуктов и услуг, а также рабочих мест для жителей нашей планеты всех полов и всех уровней образованности. К концу Первой мировой войны понятие «рантье» стремительно ушло в небытие, слуг уволили, поместья сдали под водолечебницы — и человечество принялось создавать. Нет, даже так: ПРОИЗВОДИТЬ. Давай поглядим, что мы имеем на нынешний момент.

Эра изобилия

Зеленая революция решила делему плодородия почв: на данный момент мы получаем в 50–100 раз больше урожая с гектара, чем 150 лет назад. Да-да, все эти ГМО, нитраты, фосфаты, гербициды и пестициды, консервация, механизация и обработка.

Голод на нынешней планете вызван лишь суровыми неуввязками в гео­политике и логистике, а вообще современный уровень производства продовольствия дозволяет худо-бедно прокормить 40–50 миллиардов человек, при том что лишь 4–5% из их будут конкретно заняты в сельском хозяйстве(данные Гарвардского центра демографических исследований). Толстой и Руссо, наше вам с кисточкой!

Любой человек, желая бы недельку проживший на превосходно организованной швейцарской молочной или южноамериканской кукурузной ферме, навсегда избавится от иллюзий, что благоденствие «золотого миллиарда» лежит на нужде других 6 миллиардов. А еще он может заглянуть в экономическую статистику и выяснить, что наикрупнейшими экспортерами продовольствия являются конкретно страны этого «золотого миллиарда». Они с удовольствием производили бы еще более сыра и кукурузы, ежели бы правительства не принуждали их уменьшать создание из-за переизбытка этих продуктов.

Что дотрагивается производства непродовольственных продуктов, то тут нам раскрывается поистине Шамбала. В принципе, нынешнее создание ничем не ограничено, ежели не считать 2-ух «потолков». Это: недочет идей для новейших видов употребления; недочет потребителей.

Зато всего остального у нас переизбыток, и прежде всего ( вновь привет Толстому и Руссо)имется переизбыток рабочих рук. До 10% трудоспособного, нуждающегося в работе народонаселения Земли печально околачивают груши, потому им нечего делать, и как минимум столько-же протирают брюки на искусственно сделанных местах, содержание которых обходится их работодателям и государствам дороже, чем ровная выплата пособий по безработице. Если приплюсовать к этому жителей нашей планеты, живущих на разные формы дивидендов, домохозяек, работников укороченного рабочего дня, сельское народонаселение, живущее на собственной земле и чрезвычайно неэффективно ее использующее, и так дальше, то мы с интересом выясним, что в реальном производстве, к какому бы типу оно ни относилось, у нас воспринимает настоящее роль меньше половины трудоспособного народонаселения. И ничего с этим не поделаешь. Если населению земли нужен всего один миллион желтоватых пластмассовых утят в год и оно никак не соглашается обвешиваться этими утятами с ног до головы, то можно до одури стоять у станка, выковывая этих утят мозолистыми руками, — добьешься лишь полного разорения желто-­утячьей индустрии, увы. К сожалению, у человека всего один рот, который можнож накормить, всего две ноги, на которые можнож надеть брюки, и всего 10 пальцев, чтоб играться утятами в ванне.

Правда, человек практически безгранично алчен в потреблении услуг нематериальных, но о этом мы побеседуем чуток позднее. И ежели при взоре на всю планету мы пока еще не видим безграничного излишка благ, то к странам «золотого миллиарда» это теснее относится в полной мере. Что и заставляет мыслителей этих государств колотить в колокол, вопия о чудовищной дилемме потребительского дела к жизни у современного жителя нашей планеты. У мыслителей тех государств, которым намного меньше подфартило с политикой и историей, вы изредка отыщите рассуждения о бездуховности зажравшейся молодежи. Их куда больше будут тревожить торчащие ребра данной молодежи, ее полное незнакомство с букварем и готовность продавать свое тело за плитку шоколада.

Конфликт Бодрийяра

В 1970 году вышел труд французского философа-социолога Жана Бодрийяра «Общество употребления, его легенды и структуры». Читать этот труд абсолютно необязательно, потому что при всей собственной знаменитости, эпохальности, интеллектуальности и убедительности он в конечном счете сводится к трем посылам:

1. Проклятые капиталисты всех врут, загоняют в кредиты, принуждая приобретать всякую гадость, а сами жиреют за счет наших стрессов и уныния.

2. Все на свете сейчас продается, ничего святого теснее не осталось.

3. Ну и где это обещанное счастье?Где прорывы?В чем смысл, спрашиваю вас?

Меньше чем через двадцать лет опосля этого горьковатого набата возник Интернет, создавший из населения земли практически новейший вид, существо с совершенно новенькими возможностями и потребностями. Но Бодрийяр, как и сотни его единомышленников, не пожелал узреть в этом событии ничего особо означаемого, а предпочел счесть его очередной чешуйкой на спине зверька апокалипсиса, пожирающего Реальность.

Презрение к «потреблятству» стало так общим местом, что мы не желаем даже задуматься, откуда берется это презрение.

Да, допустим щебет трех-четырех дам в бутике, обговаривающих новейшую линию сумочек-клатчей, может свести с ума жителя нашей планеты, который забрел в этот бутик с исключительно духовной целью — проникнуться презрением к миру вещей. Картина, которую он видит, входит в полное противоречие с той тысячелетней культурой скопидомства, о которой мы писали ранее.

Он видит сытых, ухоженных девиц, чьи деньги дозволяют приобретать им дорогие сумки, но он не видит их наград перед сообществом. Он недоумевает, почему эти холеные, не обремененные тяготами дамы готовы расходовать свою жизнь на поиски более успешных цветов помады. Если же он узнает, что дамы все-же работают, то испытывает внутренний протест из-за того, что они расходуют заработанные средства на эту чушь. Ради чего же сообщество кормило их, учило и обихаживало?Ради того, чтоб они кричали здесь как свора попугаев, повторяя маркетинговые слоганы?Ради чего же развивалось население земли — ради сто видов зубной пасты в полоску и крапинку?!

Пятьсот годов назад большая часть этих дам не вызвало бы у него протеста, потому что они склонялись бы над лоханями с мыльной водой, штопали бы дырявые чулки и просили милостыню на паперти. То есть занимали бы место, которого, с его точки зрения, они были благородны — по интеллекту, воспитанию и образованию. Сейчас же они смотрятся как сливки сообщества, они распоряжаются средствами, но интеллектуально при всем этом не больно-то воспарили над лоханью.

Сегодня интеллектуал, прогрессор сообщества смотрится не лучше ( а часто еще ужаснее)жителей нашей планеты, чей ум близко уковылял от ума сороконожки, и периодически интеллектуал начинает задыхаться, чувствуя, что мир отныне принадлежит конкретно сороконожкам. Для их снимают тупейшие киноленты, пишут глупейшие книжки, издают... о боже мой, они именуют это журнальчиками!С ними, сороконожками, сидя на корточках, разговаривают политики, стараясь не употреблять слова длиннее 3-х слогов, а самодовольные насекомые в это время лопают гамбургеры, пялятся в телик и мечтают о новой тачке. А сейчас они еще и начали писать в Интернете — и это теснее самый значительный повод приобретать на распродаже великий кусочек веревки и маленький кусочек мыла.

Да, умывшись и отъевшись, население земли пока не перевоплотился хором в Ньютонов и Эйнштейнов. Культура закончила быть элитарной, и институтским докторам приходится или жить в резервациях при кампусах, или обучаться контактировать с продавцами электровеников. Но, как произнес в свое время пересмотревший свои взоры Борис Стругацкий, «Мир Потребления убог, консервативно гомеостатичен, высоконравственно бесперспективен, он готов опять и снова повторять себя, — но!Но он бережёт свободу, и прежде всего — свободу творческой деятельности. А значит, по последней мере, научно-техническому прогрессу остаются шансы на развитие, а там, смотришь, и потребность в Человеке Воспитанном возникнет в конце концов, а это теснее надежда на прогресс высоконравственный... В любом случае, из всех реально вероятных миров, которые я могу себе представить, Мир Потребления более человечен. Он — с человеческим личиком, ежели угодно, — в отличие от хоть какого тоталитарного, авторитарного или агрессивно-клерикального мира».

Но на самом деле все напротив

После терактов 11 сентября мэр Нью-Йорка Джулиани обратился к горожанам и туристам с просьбой. Он просил, несмотря на тяжелое горе, постигшее всех, не отрицаться от покупок, походов в рестораны и кино. Город нуждался в возрождении торгашеской активности, ему необходимы были силы для возобновления. Ньюйоркцы откликнулись и несколько недель старательно занимались шопингом, что очень посодействовало городской казне совладать с внешними последствиями катастрофы.

Да, современное сообщество устроено так удивительно, что, приобретая сто 5-ый бублик с маком, ты приносишь этому сообществу выгоду.

И напротив: воспеваемые тысячелетиями бережливость, осмотрительность и умеренность на данный момент являются практически эгоизмом. Особенно это дотрагивается приобретения продуктов класса люкс, которые для того и создаются, чтоб содействовать интенсивному валютному обращению и провоцировать жителей нашей планеты зарабатывать еще, еще более, чем им требуется для удобной жизни.

Миллионер, который расходует сотки тыщ на часы, великолепно осмысливает, что сколь бы великолепны они ни были, но часы за сто, а то и за 10 баксов будут демонстрировать время никак не ужаснее. Он приобретает лишь условный соц маркер, отправляя средства крутить колесо прогресса.

Общество изобилия, дозволяющее массе жителей нашей планеты получать высшее образование, располагать избытком медли и заниматься разнородной, но не подходящей для выживания ерундой вроде копирайта слоганов, венгерской филологии или дизайна вантузов, теснее доказало свою необыкновенную эффективность.

Никогда на планете не жило такового количества гениев, как на данный момент. Никогда с такой скоростью не совершались научные открытия, не изменялось так стремительно личико цивилизации. Развитое и вариативнейшее создание, устремляющееся удовлетворить хоть какой, самый немыслимый спрос, является лучшим из вероятных заказчиков на разработки в самых различных областях. При этом возникает больше продуктов, не имеющих материальных носителей. Игры, киноленты, книжки, музыка, программы, образование, общение, идеи, концепции, проекты и чертежи — количество производимого в мире софта растет по экспоненте опосля появления компов, мобильных телефонов и Интернета. То есть современный человек потихоньку отрицается от активного задействования материальных ресурсов, больше его интересы устремляются к вещам, которые нельзя даже потрогать. Крохотная коробка из пластмассы с кусочком железа и горсткой песка способна заменить высотные библиотеки, собственный оркестр, десяток устройств семейней техники и даже самолеты, поезда и машины*.

* — Примечание Phacochoerus'a Фунтика:

«


Ну да, ты же можешь выслать открытку в Куала-Лумпур любимой бабушке, и при всем этом ни один самолет и ни один пароход не воспримут в этом участия»

И не стоит забывать еще о одной главнейшей необыкновенности сообщества употребления: оно очень, очень плохо относится к войнам, насилию и убийству. Потому что человек здесь — наибольшая ценность. За сто лет ему можнож реализовать столько подгузников, гамбургеров, видеоигр, вставных челюстей и пластических операций, что никакая мысль не может оправдать ликвидирование Потребителя!

Это ранее властители грезили о том, чтоб завладеть собственных недругов, перебить и изгнать их. Сегодняшние властители грезят вручить каждому из их по пачке стирального порошка. Со скидкой.

Это ранее властители грезили о том, чтоб завладеть собственных недругов, перебить и изгнать их. Сегодняшние властители грезят вручить каждому из их по пачке стирального порошка. Со скидкой.

А на самом деле — для чего же все?

Великий математик, основоположник кибернетики Норберт Винер в «Человеке управляющем», к примеру, высказался в том смысле, что без нас Вселенную могут ждать громадные трудности в виде, скажем, неминуемой тепловой погибели.

И единый шанс Вселенной — это ежели заведшийся в ней ум окрепнет так, что сумеет воздействовать на физические законы или, что будет поточнее, применять их верно, в своих интересах и интересах Вселенной.

Для этого уму необходимо пройти все этапы взросления, постоянно развиваясь социально и технологически, и достичь уровня прогресса, который дозволит нам эту Вселенную сначала заселить, а потом понять. Чем плоха цель, спрашивается?И создание сообщества употребления на этом шаге тому же Винеру казалось не попросту шагом в чрезвычайно правильном направлении, но и неизбежным следствием нашего возраста. Возраста, в котором трудности конкретного выживания теснее решены и пришла пора обучаться разговаривать «агу-агу» и тянуться к ярким погремушкам, благовидным тетям и конфетам.

Эти три книжки из различных эпох идеальнее всего демонстрируют, как население земли ставило впереди себя цель всеобщего благоденствия, как достигало ее и чем планирует заняться опосля.

Томас Гоббс
Левиафан
1651

Стивен Пинкер
Лучшие ангелы нашего естества
2011

Норберт Винер
Человеческое внедрение человечьих существ
1950