Женщины уже не те. Как и почему менялись представления о женской красоте

Прошли времена, когда люди проверяли гармонию алгеброй — как выяснилось, для этих целей куда лучше подходит социология. Если знать условия — экономические и политические, в каких живет сообщество, можнож практически точно предсказать, как будет смотреться тот идеал женской красы.

Текст: Илья Кирданов

Почему дамы благовидны?

Кошки, исходя из убеждений котов, великолепны все до единичной. Кобелю абсолютно все одинаково, какого цвета у встретившейся ему собачьей дамы ушки и какой длины хвост. Большинство самок у животных куда наименее привлекательны, чем самцы: у них нет пышноватых грив, разноцветных хвостов и высокохудожественных пятнышек на жабрах, поэтому что у их видов непосредственно кавалеры соперничают за дам при поддержки собственной красы. А почему у парней вида homo sapiens тогда все против?Почему у нас благовидной обязана быть дама, в то время как мужская красота — это быстрее излишество. То есть превосходно, окончательно, ежели она есть, — а нет, так проживем и так?

Конечно, на данный момент биологи знают много видов, у каких, как и у жителей нашей планеты, привлекательность самки имеет главное значение для ее шансов на продолжение рода(к примеру, женская конкуренция существует у некоторых видов обезьян, скажем, у бонобо). И все эти виды соединяет одно свойство — они живут группой, у их самцы длинно ухаживают за самкой, а позже принимают активное роль в воспитании ее детенышей. Такая стратегия оказалась выигрышной для животных, у каких рождается маленькое количество детенышей, на выкармливание которых требуется громадное количество ресурсов — медли, сил, корма и т. д. У этих видов самки, умеющие привязывать к себе самца либо нескольких, оказывались в вы­игрыше по сопоставлению с самками, которые не воспользовались таковым фуррором. И чем прочнее привязанность самца к самке, тем длиннее он кормит ее детенышей — при этом сплошь и рядом в этом ему подсобляют иные кавалеры его дамы, которых у групповых видов вокруг предостаточно. Вот таковым образом наши дамы и стали красавицами, а наши мужчины сделались очень придирчивы в отношении женской наружности. Так как мужчинам приходится расходовать массу сил на завоевание дамы, разгон конкурентов и выкармливание ее потомства, им очень главно, чтоб это потомство родилось качественным, выжило и подросло мощным, мощным и, в свою очередь, симпатичным сексапильно для будущих партнеров ( ежели мы, окончательно, рассчитываем на то, чтоб иметь внуков с правнуками и как-то укрепиться на эволюционном древе).

Древнейшие приметы женской красы

Внешность и физиология дам видоизменялись, покоряясь трем главным эволюционным требованиям нашего вида.

1. Женщина обязана показывать свое здоровье, превосходную форму и фертильность.

2. Женщина обязана беречь сексапильную привлекательность для партнеров наибольшее количество медли — даже когда она неспособна к зачатию, в том числе во время беременности и опосля родов.

3. Женщина обязана беречь в своей наружности ребяческие черты, чтоб «обманывать» напарника, принуждая его беспокоиться о ней, как о детеныше.

И во наружности дамы находятся все эти элементы. Пышные ноги разговаривают о легкости деторождения, а талия подчеркивает их ширину. Женский глас высок, как у ребенка, а тело, до этого всего личико, практически лишено волос, как у всех детенышей. Пышные волосы, белоснежные зубы, гладкая шкура разговаривают о здоровье хозяйки, как и стройная выправка, а симметричные черты личика — о превосходной генетике и минимуме вредных мутаций.

После того как мы обрели способность к прямохождению, дамы повысили свою сексапильную соблазнительность для парней, за несколько 10-ов тыщ лет разместив копию главного сексапильного сигнала  на верхней доли тела. Да-да, для большинства приматов ясно окрашенные гениталии и округлость нижней доли тела были главным методом пригласить напарника к спариванию. А опосля того как мы встали на ноги, скрыв эту неземную красу, дамы обзавелись пухлыми, контрастного цвета губками и круг­лой, налитой грудью, имитирующей эти священные знаки: ясное отверстие и два полушария, которые вошли в нашу эволюционную програмку еще с тех времен, когда мы мельтешили в ничтожном виде под ногами у всяческих динозавров.

И сочиняя эти приметы, мы в целом можем создать портрет образцовой партнерши у homo sapiens.

Выглядит это приблизительно так: «Виллендорфская Венера», 24 тыс. лет до н.э., «Венера Вестоницкая», 29 тыс. лет до н.э.

Список можнож было бы веско расширить, но теснее и в таком виде понятно, что население земли далековато не постоянно держится этих природных для себя канонов женской красы и в различные эры на знамя поднимаются Венеры совершенно другого типа. Чем же это вызвано?

Почему старая краса иногда 
 отменяется?

Потому что человек, не считая всего остального, относится к видам с так именуемой К-стратегией. Эти виды различаются тем, что они очень длинно живут, очень много медли и ресурсов расходуют на выкармливание детенышей и агрессивно контролируют свою численность.

Механизмы этого контроля очень разнородны и иногда чудовищны, мы не будем на данный момент их разбирать и остановимся на одном-единственном: в ситуации, неблагоприятной для рождения детенышей, виды с К-стратегией нередко обращают сексапильный энтузиазм к не пригодным для деторождения партнерам.

То, как население земли высчитывает очень возможную для себя численность популяции в данной конкретной местности, на данный момент узнают этнографы, нейробиологи и антропологи — но общий принцип теснее известен. Чем скученнее живет сообщество, чем выше уровень гула и чем меньше вокруг вольного порожнего места, тем меньше рождаемость. И тем больше идеал красы данной эры отдаляется от «Венеры исконной» — при этом удаление может идти в абсолютно разных направлениях.

И, против, опосля суровых колебаний, повлекших резкое понижение численности популяции(опосля глобальных войн, эпидемий, мощного голода), происходит беби-бум, а кисти живописцев и лиры стихотворцев начинают воспевать красавиц, которые полностью могли бы потягаться с пещерными Венерами в плане первобытных норм красы.

Смена горизонта

Автор данной статьи единожды несколько недель находился в поездке по Раджастану — одному из самых бедных штатов Индии, специализирующемуся на сельском хозяйстве самого простого толка. Сплошные поля и пустоши с маленькими деревеньками. И в один великолепный момент он с изумлением сообразил, что у него резко поменялись представления о наружности индийских дам. Если сначала всех соучастников поездки очаровывали точеные тонкорукие и смуглолицые кросотки в замызганных сари, продающие по обочинам пирожки самса, то спустя пару дюжин дней в ходе общей беседы мы признались друг другу, что сейчас лучше разумеем пристрастие Болливуда к коротконогим белолицым пухляшкам. В Индии они почему-либо смотрятся еще красивее, чем в Европе, в то время как девы модельных форм дивно живо утрачивают свое очарование, ибо худоба здесь неразрывно связана с нищетою, изможденностью и принадлежностью к низшим кастам.

И теория К-стратегии это событие великолепно изъясняет. Перенаселенность — требуется понижение популяции, интересы переключаются на снаружи неплодовитых дам.

Обилие вольного места и пустые горизонты вокруг — требуется увеличение популяции, желанно с партнершей, чья упитанность свидетельствует о том, что вокруг имеется достаточное количество корма.

Сегодня, просматривая изображения дам за всю историю человеческого искусства, практически точно можнож сказать, в каких условиях жили люди, творившие эти портреты.

Население ­толпится на тесной полоске земли, в великих городках — перенаселение, голода нет, войны регулярны, но не обес­кровливают страну. Красавицы на фресках узкобедры, плоскогруды, длинноноги, высоки и схожи на мальчиков(даже ежели не считать привязываемых на шнурках искусственных бородок у королев), как «Танцовщицы на пиру» с фрески гробницы вельможи Небамона в Фивах, XV в. до н.э.

Горожане живут в небольших полисах, великая часть народонаселения крестьянствует вне городов. Перенаселения нет, голод ­редок. Дошедшие до нас скульптуры богинь и красавиц представляют нам плотные тела с выпуклыми округлостями, пышущие здоровьем симметричные личика с округлыми щеками, женственные формы, как у «Афродиты Книдской» Праксителя, 350 г. до н.э.

Излишки народонаселения нередко гибнут в боях, кормление у народонаселения скудное, большая часть живет вне пределов великих городов. И вот описание абсолютной кросотки из «Тысячи и одной ночи»: «Две руки ее круглые и гладкие… а груди ее точно две шкатулки из слоновой кости, блистание которых одалживают луна и солнце. И живот у нее в свернутых складках, как складки египетских материй, расшитых парчой, и складки эти сходственны картонным свиткам. …И стан лежит на бедрах, схожих на кучи песку, и сажают они ее, когда она желает встать, пробуждают ее, когда она желает дремать, и таз ее отягощают две ляжки, округленные и гладкие…» Этот типаж еще длинно будет главенствовать в арабско-персидском мире, о чем свидетельствует миниатюра «Адам и Ева», «Манафи аль Хайаван» Ибн Бахтишу.

Половина народонаселения всей Японии живет в одном городке — столице Хэйан. Скученность страшная. Голода нет. В основном романе данной эры «Гэндзи-моноготари» мы встречаем очень много описаний красавиц. «Руки ее были так тонки, что он зарыдал от умиления». «Она казалось таковой слабенькой и немощной, что сердечко сжималось». «Гэндзи поднял кросотку на руки и подивился ее малому весу». «Она была хрупка и малюсенька ростом, лишь немногим больше малыша, а волосы струились за ней по земле на три сяку». Главный герой, перебрав множество дам, в конце концов женится на десятилетней Мурасаки и живет с ней длинно и счастливо. Детей у них нет.

К середине XIV века Европа перевоплотился в урбанистический ужас собственного медли — численность ее народонаселения сочиняла около сто миллионов человек, что при таком уровне производства, агрокультуры, строительных работ и так дальше приводило к хроническому голоду, чудовищному дискомфор­ту и последней скученности жителей нашей планеты в жилищах. И образцовые кросотки той эры — это прохладные, асексуальные, очень бледноватые, рахитичные, безбровые, прячущие свои волосы и бреющие лоб худые и обескровленные фигуры, еще и носящие липовые животы, имитирующие беременность на позднем сроке, что тогда числилось верхом изящества, — полюбуйтесь на «Портрет дамы» Рогира ван дер Вейдена, 1460 г.

С прихода в 1348 году первой чумы из Азии начался так именуемый Кризис позднего Средневековья. Голод, войны и, прежде всего, эпидемии выкашивали городка и деревни — к началу XVII века численность народонаселения Европы сократилась минимум наполовину, а в отдельных регионах и на четыре пятых. При таком понижении популяции, ­конечно, никак невероятно было и дальше ­поклоняться бледноватым узким мадоннам — в ближайшее столетие красу будут созидать лишь в очень пышноватых фигурах, образцово точно подпадающих под стандарты первобытной красы, как на картине «Похищение дочерей Левкиппа» Питера Пауля ­Рубенса, 1618 г.

Плотность народонаселения равномерно достигала докризисного уровня, и дамы вновь начали худеть, мельчать и бледнеть. Однако развитие сельского хозяйства и индустрии частично смягчало пресс перенаселения — с настоящим голодом великая часть жителей нашей планеты не сталкивалась, жизнь стала намного комфортнее, и возврата к средневековому аскетичному эталону не последовало. Красавица середины XIX века — это низкая, с детским лицом, малюсеньким ротиком, крошечными ручками и ножками отчаянно зашнурованная женщина-девочка, владеющая тем не наименее утрированной с поддержкою кринолина женственной фигурой, как у «Женщины с книгой» Альфреда Стивенса, 1856 г.

Особенно превосходно стало видно, как население земли поспешно меняет свои ценности красы, с началом ХХ века, когда история, по знаменитому выражению, стала двигать собой в полный рост и эпохи закрутились, сменяя друг дружку ­подобно узорам в калейдоскопе.

Эпоха декаданса начала ХХ века подарила нам образ малюсенькой белой и сердитой дамы в черном, с огромными синяками под очами, одержимой думами о самоубийстве. Воплощением архетипа стала синематографическая звезда декаданса Вера Холодная.

Первая глобальная война, отобрав множество жизней, не привела, ­однако, к реальному убавлению городского народонаселения — потому что в городка хлынули жители деревень. Реакция вкусов была моментальной: дама конца 1920-х — начала 1930-х стала наиболее широкоплечей и спортивной, детскость ушла, на смену пришла мужественность, дамы отрезали волосы и юбки, начали курить и избавились от талии, ­избрав кумиром киноактрису Марлен ­Дитрих.

После Второй мировой, утратив сотки миллионов во всепланетной мясорубке, население земли на какое-то время вновь возвратится к идее Вечной Женственности — ноги, грудь, обаятельный целлюлит на сильных ножках, ребяческие щечки и кудряшки. Секс-символ 1950-х — модель Бетти Бросмер.

Но теснее в 1960-х годах на арену мира выпорхнет на ножках-веточках анорексичная Твигги — крошечный, но бодрый скелетик, реакция мира на беби-бум.

Сегодня, когда жители нашей планеты достигли знатного рубежа в 7 с излишним млрд, творцы моды отдают золотое яблоко с надписью «Прекраснейшей» сербской модели Андрею Пежичу, который не так давно удачно провел операцию по смене пола и перевоплотился в почти истинную даму.(Не будем осквернять сайт его фото. Погугли сам, ежели занимательно.)Впрочем, практически все мужчины и без операции просто притесняют с подиумов дам, поэтому что современные идеалы красы живописуют нам не даму, но андрогина. Двухметровый рост, длиннейшие ноги, минимум груди и бедер, большие черты личика, берегущего постоянно каменное ­выражение...

Венере палеолита остается лишь непонимающе пожать складками на плечах и удалиться со сцены до лучших… поточнее, до худших времен.