Детоцентризм — новейшее изобретение человечества. Только недавно начали задумываться о привязанности, психологических травмах детства, стиле сближения. Раньше всё было просто — «на руки не бери, привыкнет». Писательница Ольга Примаченко называет людей, выросших согласно этому правилу, «поколением недоукачанных»
Так сложилось, что мне теперь приходится слышать много советов от людей старшего поколения относительно того, как надо обращаться с ребенком. И если на «укропную водичку» можно просто забить, то наставления в духе «не укачивай», «не приучай к рукам» и «положи в кроватку и отойди» наводят меня на горькие мысли о том, как хреново было быть нами младенцами. Нами – теми, кому сейчас 30.
?
Этот пост – не плач по утраченному и не попытка обвинить наших родителей в том, что «недодали». (Потому что «…они дали все, что могли, – чего не дали, так того и не могли». – Екатерина Михайлова) Но только став мамой, я поняла, что все эти «не» в указаниях, которые так щедро раздаются сейчас – это все те «не», которые вылазят потом во взрослой жизни. Внезапно, вдруг и, как правило, – боком.
?
Что же получается: это мы – те, кого «не укачивали» и «не приучали к рукам»? Кого клали в холод простыней детской кроватки засыпать самостоятельно, а не возле теплого маминого тела, с рождения, а по сути – с бессознательного еще периода новорожденности – «воспитывая» умение «справляться самому»?
?
То есть, это не абстрактные какие-то советы, которые нам преподносят как истину, а прокачанные на реальных детях методики.
?
И эти дети – не какие-то абстрактные гипотетические дети, сферические деревянные лошадки в вакууме, а… мы?
?
Самостоятельные с рождения, «как-то же выросшие – и ничего». Не недолюбленные, нет – но недоукачанные, недобывшие на папиных руках, недослушавшие биение сердца мамы.
?
Может быть, именно в этом кроется причина того, что мое поколение такое голодное до объятий? Такое, на самом деле, не избалованное ими – «мама, почеши спинку» несут по жизни как святой артефакт, драгоценный «секретик» детства. Это уже потом нас гладили по головке, когда мы были хорошими и удобными – любимцами в садике, лучшими в школе, поступившими на бюджет.
?
А тогда, когда любовь нужна была безусловной (слова еще не известны, картинка размыта), – как мы могли понять, что мы любимы?
?
Может, отсюда и это поголовье социальных интровертов – пожалуйста, не трогайте меня; а что – обниматься обязательно?
Самое дурацкое, что мы же первые этого и хотим – чтобы и обняли, и погладили ласково, и поплакать на плече позволили, и убаюкали на своих руках. Обыкновенной тактильной доброты ищем, по ней тоскуем. Это только кричат: секс, секс, а на самом деле – обнимите меня, пожалуйста, не хороните за плинтусом…
Поэтому сейчас, через сына, я доукачиваю саму себя. И мужа. И своих родителей. И вон ту сильную девочку, которой так отчаянно хочется тепла, но которая выставляет такие щиты и барьеры, что не пробиться. И того мальчика, который никогда не позволяет себе плакать, который «все сам», такой холодный, такой независимый, а дотронешься случайно до сердечного родничка – и не унять.
Я смотрю в еще космические, как у всех младенцев, глаза своего ребенка и повторяю как мантру: «Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты знал: ты любим».
Я хочу, чтобы это отложилось у него в подсознании, чтобы знание это стало кожей. Я пишу ему об этом в письмах «на вырост», чтобы ему, будущему 30-летнему, на приеме у психоаналитика не было о чем говорить. Разве что: знаете, доктор, я доверяю этой жизни, не знаю почему, но доверяю; с рождения и до сейчас –
принимаю ее как дар,
и себя в ней – как чудо.
У вас усталые глаза, доктор.
Вас обнять?
***
Я хочу быть последней недоукачанной в моем роду.