«Общество всегда нуждается в объединяющих его механизмах, структурах, системах, и массовая культура – один из таких механизмов», – считает социолог Алексей Левинсон.
Подготовил Антон Солдатов Алексей Левинсон – социолог, руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра». Лекция прочитана в рамках просветительского проекта «Открытый университет», openuni.io
Массовая культура в том виде, в котором она появилась в странах Запада, связана с переходом из состояния традиционного общества в состояние Нового времени, когда возникло массовое производство. Нам легче всего понять, что это такое, подумав о конвейере. Массовое производство охватывает не только товары, но и людей. «Фабриками» выступают школа, армия, средства массовой информации.
Массовая культура отличается от культуры высокой прежде всего своей тиражностью. Произведения высокой культуры считаются уникальными, они должны быть в единственном числе, а произведения массовой культуры построены на противоположном принципе: они или навязываются всем, или востребованы всеми. Рождение массовой культуры связано с теми технологиями, благодаря которым смыслы, идеи и тексты стало возможным производить в массовом порядке.
Синхронность переживаний – например, во время футбольного матча – важный инструмент, который приводит людей к одним и тем же мыслям, устремлениям. Он действует и после того, как кончилось совместное переживание. Если мы сейчас все смотрим одновременно один и тот же сериал, то он имеет гораздо большее значение для меня, чем если я просто знакомлюсь с его содержанием.
С другой стороны, массовая культура дает возможность для дифференциации: мы одни, а вы другие. Поскольку в ней не один певец, не одна команда и не один фильм, она дает возможность такого символического различения и разграничения. Вы болеете за «Динамо», а мы болеем за «Спартак». И понятно, что между нами пропасть, хотя со стороны это может быть совершенно незаметно.
Массовая культура динамична. В ней все время что-то совершается. Что-то уходит, что-то приходит. Там работает механизм моды. Она дает нам возможность претендовать на более высокую статусную позицию. Если все любят носить одежду в полоску, мы начинаем носить в клетку. Так мы завоевываем более высокое положение. Но находятся люди, которые тоже хотят занять это положение и начинают носить наше клетчатое и любить то, что мы любим. Это сигнал для нас, что нам нужно искать что-то еще. Через некоторое время цикл повторится.
Новые каналы распространения делают возможным существование не массовой культуры, а культуры новой. Культуры, которая может быть дифференцирована по отношению к ее потребителю. Интернет дал нам возможность существовать не как массовое общество, а как набор объединений, где каждый принадлежит сразу разным общественным образованиям. Самое простое – это разделение по ролям. Дома я сын, брат или отец. Но я прихожу куда-то, и я пассажир, я пешеход, я учитель в классе или менеджер в конторе. И каждый раз это разные социальные контексты. Помимо моего физического перемещения, есть еще масса состояний, которые меняются внутри меня. Известно, что есть вещи, о которых следует говорить до кофе-брейка, и есть вещи, о которых следует говорить после. Мы учимся играть в эту сложную игру. Сегодня у нас меньше потребности в едином, сквозном, одинаковом, на всех нас и на все случаи жизни. Нам нужна не культура, а культуры. Субкультуры, если хотите. Они будут играть и роль дифференциации, и роль моды. Они будут даже объединять меня с целым, которое называется словом «все», но не делать это постоянно, а тогда, когда мне это нужно.
Будущее, к которому мы идем, – общество меньшинств. Каждый человек оказывается принадлежащим некоему меньшинству. Это не те меньшинства, которые надо специально опекать и защищать, и не те, которые будут управлять большинством. Это те, кто объединен вокруг своих ценностей, образа жизни, собственного взгляда на мир. Меньшинства – это то, что составляет ткань того общества, которому суждено появиться и здесь, у нас. Палитра наших чувств к представителям других меньшинств становится богаче, мы можем враждовать, не любить и презирать кого-то. И нам надо учиться жить в этом новом обществе».
«Общество всегда нуждается в объединяющих его механизмах, структурах, системах, и массовая культура – один из таких механизмов», – считает социолог Алексей Левинсон. Подготовил Антон Солдатов Алексей Левинсон – социолог, руководитель отдела социокультурных исследований «Левада-центра». Лекция прочитана в рамках просветительского проекта «Открытый университет», openuni.io Массовая культура в том виде, в котором она появилась в странах Запада, связана с переходом из состояния традиционного общества в состояние Нового времени, когда возникло массовое производство. Нам легче всего понять, что это такое, подумав о конвейере. Массовое производство охватывает не только товары, но и людей. «Фабриками» выступают школа, армия, средства массовой информации. Массовая культура отличается от культуры высокой прежде всего своей тиражностью. Произведения высокой культуры считаются уникальными, они должны быть в единственном числе, а произведения массовой культуры построены на противоположном принципе: они или навязываются всем, или востребованы всеми. Рождение массовой культуры связано с теми технологиями, благодаря которым смыслы, идеи и тексты стало возможным производить в массовом порядке. Синхронность переживаний – например, во время футбольного матча – важный инструмент, который приводит людей к одним и тем же мыслям, устремлениям. Он действует и после того, как кончилось совместное переживание. Если мы сейчас все смотрим одновременно один и тот же сериал, то он имеет гораздо большее значение для меня, чем если я просто знакомлюсь с его содержанием. С другой стороны, массовая культура дает возможность для дифференциации: мы одни, а вы другие. Поскольку в ней не один певец, не одна команда и не один фильм, она дает возможность такого символического различения и разграничения. Вы болеете за «Динамо», а мы болеем за «Спартак». И понятно, что между нами пропасть, хотя со стороны это может быть совершенно незаметно. Массовая культура динамична. В ней все время что-то совершается. Что-то уходит, что-то приходит. Там работает механизм моды. Она дает нам возможность претендовать на более высокую статусную позицию. Если все любят носить одежду в полоску, мы начинаем носить в клетку. Так мы завоевываем более высокое положение. Но находятся люди, которые тоже хотят занять это положение и начинают носить наше клетчатое и любить то, что мы любим. Это сигнал для нас, что нам нужно искать что-то еще. Через некоторое время цикл повторится. Новые каналы распространения делают возможным существование не массовой культуры, а культуры новой. Культуры, которая может быть дифференцирована по отношению к ее потребителю. Интернет дал нам возможность существовать не как массовое общество, а как набор объединений, где каждый принадлежит сразу разным общественным образованиям. Самое простое – это разделение по ролям. Дома я сын, брат или отец. Но я прихожу куда-то, и я пассажир, я пешеход, я учитель в классе или менеджер в конторе. И каждый раз это разные социальные контексты. Помимо моего физического перемещения, есть еще масса состояний, которые меняются внутри меня. Известно, что есть вещи, о которых следует говорить до кофе-брейка, и есть вещи, о которых следует говорить после. Мы учимся играть в эту сложную игру. Сегодня у нас меньше потребности в едином, сквозном, одинаковом, на всех нас и на все случаи жизни. Нам нужна не культура, а культуры. Субкультуры, если хотите. Они будут играть и роль дифференциации, и роль моды. Они будут даже объединять меня с целым, которое называется словом «все», но не делать это постоянно, а тогда, когда мне это нужно. Будущее, к которому мы идем, – общество меньшинств. Каждый человек оказывается принадлежащим некоему меньшинству. Это не те меньшинства, которые надо специально опекать и защищать, и не те, которые будут управлять большинством. Это те, кто объединен вокруг своих ценностей, образа жизни, собственного взгляда на мир. Меньшинства – это то, что составляет ткань того общества, которому суждено появиться и здесь, у нас. Палитра наших чувств к представителям других меньшинств становится богаче, мы можем враждовать, не любить и презирать кого-то. И нам надо учиться жить в этом новом обществе».
