Космонавт Сергей Волков: 'С орбиты я звонил домой каждый день' - «Звёзды»

Сергей Волков — первый в мире космонавт во втором поколении. Его отец, Александр Волков пожертвовал своей карьерой, чтобы сын смог полететь в космос. Год назад Сергей Волков вышел из отряда космонавтов, а накануне дал интервью, как бы подводя итоги летного периода своей жизни.

— Вы втайне от отца подали рапорт на зачисление в отряд космонавтов. На тот момент отец был начальником этого отряда. По сути ваш отец пожертвовал ради вас своей карьерой. Как далось ему такое решение?

— Конечно же, он переживал. Он полжизни проработал в Центре подготовки космонавтов. О том, что ему придется уйти, мы узнали уже после того, как меня зачислили. Я прошел медицинскую комиссию, собеседования. И перед финальным утверждением было выдвинуто такое условие.

— А если бы вы заранее знали, что оно будет выдвинуто?

— Тогда нам пришлось бы поговорить до того, как я подал рапорт.

— У вас состоялся серьезный разговор?

— Отец спрашивал, понимаю ли я, во что ввязываюсь. Я понимал, что зачисление в отряд космонавтов не гарантирует мне полет. У нас нет такого: зачислили — и можно расслабиться. Идет работа, тебя испытывают. Нужно постоянно доказывать, что именно ты можешь сейчас полететь в космос. Я вырос в Звездном городке и видел как людей, состоявшихся как космонавты, так и тех, кому не довелось полететь.

— Вы хотели бы, чтобы ваши дети пошли по вашим стопам?

— Если они сами примут такое решение — почему нет? Это их жизнь. В какой-то момент надо отпустить, чтобы ребенок двигался самостоятельно.

Как я пришел в летное училище? Это были девяностые годы. Кругом было столько соблазна! Только и слышалось отовсюду, что высшее образование никому не нужно — надо просто "делать бизнес". Что настоящие люди — те, кто ездят в черных БМВ и стреляют друг в друга. А военное училище — это непонятно что. Ушлют потом куда-нибудь в Сибирь служить. Кому это надо?

Многие мои товарищи не выдержали этого прессинга общественного мнения и бросили учебу. А я сознательно поступил и окончил училище.

— Каково это — жить в Звездном городке? Вы не чувствовали оторванности от большого мира?

— Пока мы ходили в школу, городок был для нас всем миром, и этого было достаточно. Мы понимали, что есть другие места на земле, ездили на каникулы к бабушке, в пионерский лагерь, в Москву. Ощущения замкнутости не было. А вот ближе к концу школы Городок действительно стал мне мал.

— Ваша школа чем-нибудь отличалась от обычных?

— Я учился с детьми других космонавтов, это была моя привычная среда, ничего особенного. Мы с детского сада друг друга знали. Когда отец полетел, для моих одноклассников это не было сенсацией. Ну и что? Полетел. Прикольно, да. Мне было тогда двенадцать лет.

Первый раз я почувствовал, что мой отец — выдающийся человек, когда после его первого полета поехал в пионерский лагерь. Вожатые смотрели на меня как на диковинку: "Чего, правда? Ты сын того самого космонавта?".

Не могу сказать, что мне это льстило. Я был так воспитан, что не считал заслуги отца своими. Хотя, конечно, своим отцом я горжусь.

— Отец интересовался вашей школьной жизнью?

— Уроки я в основном делал сам, иногда помогала мама. Но это не значит, что он не был в курсе моих дел. После первого полета отец на три недели уехал в санаторий. Я в школе взял домашнее задание, и какие-то темы мне приходилось изучать самостоятельно. Отец мне тогда здорово помог. Он же в прошлом летчик-инструктор, у него талант все доходчиво объяснять.

Вообще, многому из того, что я умею, меня научил отец. Вот только велосипед я освоил сам, когда к его приезду готовился. Думал: "Сегодня папа приедет, а я на велосипеде катаюсь". И научился!

— Что сформировало вас как личность больше: семья, школа, улица, телевизор?

— Я считаю себя продуктом своего времени. Это все-таки был Советский Союз. Мне хотелось быть пионером, потом комсомольцем. Я был активным, идейным подростком. Но что хорошо и что плохо, мы все равно узнаем из семьи, когда смотрим на отношения родителей друг к другу.

Сказать, что улица совсем не влияла, тоже не могу. Я много времени проводил на улице. Зимой каток, летом велосипед. Скейт потом появился.

— Как вы познакомились с супругой?

— В парке Горького. В девяностые годы было много всяких уличных мероприятий: "Танцы под нашими окнами", "Танцы большого города". Одно из таких мероприятий проходило в парке Горького. Мы с Наташей встретились глазами, подошли друг к другу, познакомились. Провели вместе час-полтора, потом ей надо было ехать домой. Я попросил телефон. Мне записать было не на чем, был только билетик от автобуса. Даже ручки не было. Чем-то нацарапал номер на билетике. Через пару дней позвонил, предложил встретиться. И все, с девяносто шестого года мы вместе.

— Считается, что в России для мужчины работа стоит на первом месте, а семья — на втором. В каких ситуациях вам приходилось жертвовать интересами семьи ради работы?

— Действительно, часто ради карьеры приходится чем-то жертвовать, и первой жертвой становится семья. В моей профессии — для того чтобы отец полетел в космос, работает вся семья. Когда я был в первом полете, сыну делали операцию. Его отвез в больницу мой отец. Все прошло, слава Богу, хорошо.

— В чем выражается поддержка семьи, когда идет период подготовки к полету?

— Наташа меня понимает. Если я говорю, что приду поздно, она никогда не закатывает глаза: "Ну вот, опять! Когда это кончится?". Ее доверие дает мне силы.

— Вы что-нибудь брали в космос, что бы напоминало о семье?

— Конечно, фотографии. Бумажные, чтобы были настоящие, чтобы можно было в своей маленькой каюте повесить. Чтобы, по крайней мере, утром и вечером можно было посмотреть.

— Раньше существовала традиция не сообщать на орбиту плохие новости. Она сохраняется?

— Сейчас все по-другому. Раньше встречались с родными в эфире раз в неделю на двадцать минут. А сейчас возможностей намного больше. Я звоню каждый день и, конечно, чувствую оттенки голоса, настроение. Поэтому, даже если напрямую не скажут, я все равно почувствую, если что-то произошло.

Раз в неделю у нас видеоконференция. Раньше родным надо было для этого ездить в Центр управления полетами. Сейчас достаточно, чтобы интернет дома был. Раз в неделю около сорока минут есть возможность в таком формате пообщаться. Когда ты все время на связи, то практически оказываешься в курсе всего. Это, конечно, плюс — такое пусть виртуальное, но присутствие дома.

— А ваши коллеги — космонавты из других стран, они так же общаются со своими семьями?

— Разница есть. Она касается скорее отношения системы к семье. В нашей системе немыслимо, чтобы кто-то заявил: "Мне надо сдвинуть подготовительную сессию в Хьюстоне, потому что у моего ребенка две недели каникул, и я хочу с ним поехать в отпуск". Для американцев это нормально. У нас система тоже потихоньку меняется, становится мягче.

— Каким вопросом вы задаетесь чаще всего как отец?

— О том, как выстроить баланс между семьей и работой, чтобы быть максимально полезным для семьи и при этом продолжать работать. Часто бывает, я приезжаю в выходной день на встречу со школьниками, а мои дети остаются дома. Три-четыре часа я провожу не с ними, а с другими детьми, которым я рассказываю о том, что такое профессия космонавта. Получается, я жертвую интересами своих детей.

— Вы извиняетесь перед детьми, если бываете не правы?

— Да, конечно. Нельзя быть во всем правым. Приходится признавать. Иногда жена мне говорит, что я не прав и что надо извиниться.

Я мало дома нахожусь. Приехал откуда-то, мне информацию вывалили, и я сразу должен бросаться наводить порядок? Сгоряча дров можно наломать, обидеть. У нас в сложных ситуациях всегда подключается жена. Она может мягко расставить все на свои места.

— Как вы считаете, детям сейчас живется тяжелее или легче, чем вам в этом же возрасте?

— В школе, мне кажется, немного тяжелее. Плюс у нас же не было таких отвлекающих факторов, как компьютерные игры, соцсети. Я не понимаю, для чего нужно так долго сидеть во "ВКонтакте". Мне на почту пятнадцати минут хватает. А у них там переписка идет часами!

Но я пытаюсь быть гибким. Мы же не можем постоянно контролировать интернет-пространство. Надо достучаться до ребенка, чтобы объяснить ему, что есть мир виртуальный, а есть мир реальный. И в этом реальном мире есть тоже масса интересных вещей. Раньше была борьба с улицей, сейчас, наоборот, и рады бы их вывести на улицу, да они не хотят.

— У вас ведь тоже есть страничка во "ВКонтакте"?

— Да, во время последнего полета я действительно вел страницу — это было частью моей задачи. Я понимаю важность и необходимость присутствия в соцсетях, но пока просто не успеваю. А вести страницу абы как мне не хочется.

— О чем вы мечтаете?

— Что тут сказать? Что я мечтаю о четвертом космическом полете? Мне ответят: "Ну что это за мечта? Уже летал три раза..." Сейчас у меня есть конкретное желание детей вывести на нормальную жизненную орбиту. Изыскать время именно на детей. А все остальное уже будет, наверное, от этого исходить.

Беседовал Александр Гатилин