Людмила УЛИЦКАЯ: «Или человек выучится удерживать свою злость, либо население земли как вид закончит существовать»
Получение известным писателем Европейской премии в Зальцбурге обернулось скандалом в Москве
Людмила УЛИЦКАЯ — В конце июля этого года я полетела в Зальцбург получать Австрийскую муниципальную премию по литературе. Эта премия теснее через год собственного существования стала величаться Европейской. До известия о присуждении мне данной премии я, правдиво разговаривая, даже не знала о ее существовании. Посмотрела и сообразила, что это чрезвычайно превосходная премия, поэтому что за 50 лет ее существования присуждали ее великолепным писателям — Умберто Эко, Уистену Хью Одену, Гарольду Пинтеру, Хорхе Семпруну, Эжену Ионеско, Маргерит Дюрас. В таком перечне находиться лестно. Кроме того, эта премия подтверждает мою принадлежность к европейской литературе. Тоже лестно.
Глобализация культуры — процесс чрезвычайно занимательный, и он не вчера начался. И в наше время культурный человек — тот, кто прочел Гомера, Данте, Шекспира, Джойса, Толстого, Чехова, Марселя Пруста, Борхеса, Ли Бо и знает, кто таковой Рембрант, Кранах и Кандинский, слушал Баха, Моцарта, Шостаковича и Пярта и почти всех иных. Время изолированных государственных культур закончилось, и в области культуры это еще наиболее приметно, чем в науке либо в политике. Хотя процесс этот единичный. У глобализации есть свои чрезвычайно трудные нюансы, и это тоже не вызывает никаких колебаний. Словом, ощутить себя на минутку европейским писателем мне было чрезвычайно приятно. А сама эта поездка произвела на меня настолько глубочайшее воспоминание, что я сходу по возвращении решила записать свои наблюдения и идеи. Предполагала, меж иным, эти путевые записки как разов в «Новую газету» и предложить. Но здесь позвонили мои германские издатели и сказали, что германский журнальчик «Шпигель» желал бы получить от меня текст с моими впечатлениями от поездки в Зальцбург. Я его уменьшила, позже еще разов его уменьшил журнальчик, и на прежней недельке он вышел в Германии. Это предыстория.
Недели две тому назад я получила от ИТАР-ТАСС просьбу отдать там пресс-конференцию. Пресс-конференцию отменили. А дальше я могу ответить на вопросцы.
— Было ли у вас чувство, что не надобно связываться с ИТАР-ТАСС, либо вы полагаете, что свои убеждения верно высказывать на хоть какой площадке?
— Я не связывалась с ИТАР-ТАСС и ничего им не предлагала. Мне приходилось выступать в ребяческой колонии, в школах, в провинциальных библиотеках, в институтах, в различных городках России и Европы, и я готова беседовать с чтецами и журналистами на хоть какой площадке. Но не чрезвычайно много. Времени на самом деле малюсенько.
— Что бы вы произнесли на данной пресс-конференции, когда бы вас с неизбежностью спросили о самом нездоровом для вас в нынешней ситуации?
— Я не люблю вопросцы абстрактного нрава. Я не люблю вопросцы глобального размера. Я не люблю ситуаций, в каких я ничего не могу сделать.
Сегодня меня выводит из себя тот факт, что вчера мне позвонила подруга, попросила о поддержки, я отыскала способности ей посодействовать, а у нее семейный телефон сломан, а мобильный отключен. И вот в данный момент это у меня самая нездоровая точка. Что же дотрагивается великих политических заморочек — аннексия Крыма либо гуманитарный конвой — я не несу ответственности за это безобразие. В мире постоянно где-нибудь следует война — в Украине, в Сомали и в Израиле. Это не в моем масштабе. Это вообщем не в масштабе 1-го жителя нашей планеты. Впрочем, ежели отвечать на вопросец, поставленный настолько однозначно, с запрограммированным ответом, могу сказать: болевая точка — то, что люди, осуждающие милитаристскую политику нашего страны, находятся в удручающем меньшинстве. И это факт.
— Ваше эссе «Европа, прощай» не совсем лишь сорвало пресс-конференцию, но и вызвало бурю дискуссий в вебе, обозначив болезненность данной темы для чрезвычайно почти всех. А как ваше выступление на вручении Европейской премии было воспринято в Австрии, о чем вы разговаривали?
— О, это было длинноватое выступление, можнож сказать, лекция. Говорила о том, что посреди множества границ, которые делят на данный момент население земли, — границ муниципальных, религиозных, государственных, идеологических — существует еще одна, размещающаяся поверх всех иных. Эта граница места культуры. Искусство — зона международная и, непременно, куда наименее брутальная, чем все остальные. В области культуры тоже имеются противоборствующие сортировки. Бушуют споры, дискуссии, появляются конфликты и противоборства, иногда чрезвычайно острые — но они никогда не приводят ни к кровопролитиям, ни к войнам. Чем выше культурный уровень жителя нашей планеты, тем легче он преодолевает сомнение к людям другого происхождения, воспитания, повадок. Я разговаривала о культурной инициации каждого жителя нашей планеты, о том, как главно первоначальное просыпание, образование. Говорила о том, что у каждой страны есть периоды культурных взлетов и падений, прорывов и прозябания. Наша страна в конце ХIХ — начале ХХ века пережила диковинный культурный расцвет, но с приходом власти большевиков ситуация стала изменяться. Среди почти всех грехов русской власти — ее безжалостности к людям, нетерпимости к инакомыслию, манипулированию публичным сознанием — самым, быть может, значимым была ее нелюбовь к культуре, к вольной идеи. Это привело к вторжению страны в культурный процесс, к повиновению культуры идеологии.
Культура — творение текста. Сегодня наука, которая тоже, бесспорно, сочиняющая культуры, показала, что и сам человек является текстом, составленным из азбуки его генома, и этот текст абсолютно уникален, так как способен сам создавать тексты… Познание — необыкновенное свойство нашего вида, и вероятно оно лишь в критериях свободы. Ну, великая была речь, не перескажешь в 2-ух словах.
— Почему люд, который никогда не веровал ни одному слову правительства, вдруг отбросил мельчайшую критику и ест всякую лапшу со собственных ушей?Кто вас больше разочаровывает в состоянии нынешнего кризиса — власть, люд либо интеллигенция?
— Я не знаю, веровал люд правительству либо не веровал. Я быстрее склонна считать, что всякий люд верует в то, что ему в уши вдувают. Бросьте взор в сторону исламских стран: подорвать себя, чтоб убить стоящих рядом жителей нашей планеты другого миропонимания, — высшая доблесть. Так там воспитывают деток, и сотки шахидов подрывают себя, мирных жителей нашей планеты вокруг, машинки, самолеты, небоскребы… Это работа пропаганды. Мы не лучше иных не ужаснее. Мы в единичном мировом потоке.
Меня никто не разочаровывает, поэтому что все стоит на собственных местах. Власть у нас та самая, которую мы избрали. Но мы ее и благородны. Единомыслие власти и народа(желала сказать полное, но это не так)выражается на данный момент в цифрах — 82%. Интеллигенция не должна быть единомыслящей, на то она и интеллигенция, чтоб мыслить без помощи других и разнородно. Но у меня никакого расстройства — я знаю, что принадлежу к меньшинству. Я к этому привыкла. Но мне кажется, что это не самое нехорошее из меньшинств. Вы со мной согласны?
— Конечно, но все-же огорчительно, что настолько не мало жителей нашей планеты творческих профессий закрывают свое приспособленчество дискуссиями о «интересах общего дела». В какой момент наша культура, в самые томные времена не утрачивавшая из виду завет Некрасова: «Иди в огонь за честь родины, за убежденье, за любовь», отступилась от собственных позиций?
— У культуры нет позиции, как мне представляется. Она живой творческий поток, и она существует в самые беспощадные времена и в самых ожесточенных обстоятельствах. Мы знаем о живописцах, которые работали в Терезинском таборе погибели. С иной стороны, культура зависит от тех, кто за нее выплачивает. Все живописцы Возрождения работали на заказ, производили «товар», и в голову им не пришло бы стыдиться. Но есть различные уровни полета, я бы так выразилась. Вот кинофильм Александра Сокурова «Фауст» — творение умнейшее, глубочайшее — и уровень его таков, что просто не по зубам нашим начальникам. Значит, не сдала культура свои позиции. Есть музыка, великолепная музыка, и композиторы, и исполнители великолепные. Есть и превосходные стихотворцы и писатели. Сегодня ночкой я читала книжку Марины Вишневецкой — удивительная, узкая, блещущая проза. И какое ей дело до власти?А власти — до нее?
Не сажают — спасибо!Мы живем в стране уморенного голодом Блока, расстрелянного Гумилева, затравленного Пастернака, изгнанного Бродского. Бывали похуже времена. Но страна, лишающая себя культуры, уничтожающая культуру, не имеет грядущего.
— Очевидно, в эти 82% соглашателей с теперешним курсом входят и те люди, которые еще не так давно выходили на Болотную и Сахарова. Что случилось с интеллигентным обществом, массовая политизация которого вульгарна вспять так стремительно, что и следа не оставила?
— Это итог великолепно работающей пропаганды. Были применены самые обыкновенные механизмы — национализм, имперские амбиции, чувство мнимого преимущества, ну и утрата чувства действительности.
— С чем связан подъем национализма в массах не снесет ли он теперешнее правительство, очень умеренное для радикалов, радикальность которых все обостряется?
— Не знаю. Я боюсь делать прогнозы. Господин Рогозин не кажется мне лучшим вождем масс, чем Путин.
— Как вы видите историческую перспективу страны, управляющий которой покоряет муниципальные интересы собственному нраву?
— Мы идем к войне. Собственно, она теснее началась. Но постоянно остается надежда на волшебство.
— Это так ужасно, что боязно развивать тему. Есть ли в биологии(вспомним ваше образование)аналог того коллективного помешательства, которое обхватило общество?
— Человек — лишь один вид из миллионов. Как это гениально произнес Бродский: «С точки зренья комара человек не умира…» Однако человек, единый в нашем мире вид, способный сам себя учить, передавать познания, информацию, он влияет на мир вокруг нас еще прытче, чем мох, плесень либо амеба. Но он также и единый вид, который осмысливает природу злости, свойства, нужного для выживания особи и вида, и конкретно в силу этого понимания теоретически человек способен с данной злостью управляться. И на данный момент ставка чрезвычайно велика — либо человек выучится удерживать свою злость, либо население земли как вид закончит существовать.
— Вы считаете, что злость разлита по всему миру, разве украинский кризис не сплотил Европу в желании противостоять злости?
— Ни в коем случае. Еще одна тема для споров, несогласий, потрясений.
— Римский клуб, известный в 70-е годы, показался почти всем интеллектуалам спасительным компромиссом в критериях прохладной войны. Продуктивна ли на данный момент мысль встречаться и обмениваться «тревогой за мир» либо наши волнения так различные, что нам с Европой общих решений не отыскать?
— Эта примечательная и абсолютно утопическая мысль, что миром могут верховодить мудрецы. В том мире, в каком мы на данный момент живем, одолевает не разумный, а коварный, не человек, обремененный нравственными принципами, а тот, который их не имеет. И поэтому одолевает не правда, а сила. Но это не означает, что не надобно встречаться, беседовать и пробовать понять друг дружку.
Ольга Тимофеева