В ежегодном рейтинге эффективности государственных систем здравоохранения, приготовленном агентством Bloomberg, Россия заняла заключительнее 51-е место, пропустив вперед Азербайджан и Белоруссию. Баллы начислялись в зависимости от средней длительности жизни в стране и госзатратах на ветвь. В первой 10-ке оказались Гонконг, Италия, Япония, Южная Корея, Австралия, Израиль, Франция, Объединенные Арабские Эмираты и Великобритания. Победителем стал Сингапур, где на каждого гражданина разов в год на медуслуги расходуют 2426 баксов — фактически в три раза больше, чем у нас. О том, опасно ли лечиться в русских клиниках, почему на прием к медику тяжело попасть и что нас ожидает далее, «Лента.ру» попросила поведать председателя правления Ассоциации мед сообществ по качеству медпомощи и мед образования, ответственного секретаря русского сообщества по организации здравоохранения и публичному здоровью Гузель Улумбекову.
«Лента.ру»: Если судить по отчетам Минздрава, длительность жизни россиян растет, больницы модернизируются, очереди к медикам сокращаются. Где правда?
Улумбекова: Ожидаемая длительность жизни у нас вправду с 2005 года растет и на данный момент сочиняет фактически 71 год. Много это или малюсенько?Мы только-только приближаемся к показателям РСФСР образчика 1985 года. Мы живем на 5 лет меньше, чем в новейших странах Евросоюза: Венгрии, Польше, Словакии, Чехии. И на 11 лет отстаем от Германии, Италии, Испании.
Но все может же поменяться?
Как сказать... В России наметилась беспокойная тенденция — понижение смертности замедлилось. За 1-ое полугодие 2014 года число случаев смертей — 13,3 на тыщу народонаселения. А по итогам 2013 года этот показатель был 13,0.
То есть смертность вновь растет. Почему?
Причины различные. Самой основной неувязкой я бы именовала низкую доступность безвозмездной мед поддержки. Сложно попасть на прием в поликлинику. Сегодня недостаток участковых лекарей в России — 40 процентов от самых малых нормативов. Они работают на износ — на полторы-две ставки. Только за заключительные два года обеспеченность докторами участковой службы свалилась на 8 процентов. Это чрезвычайно много. Но самое ужасное, что в наиблежайшие годы отток кадров усилится. Потому что более трети нынешних лекарей — люди ветше пенсионного возраста.
Кого больше всего не хватает?
В Москве, к примеру, острый недостаток участковых врачей-терапевтов и врачей-педиатров. В итоге среднее время ожидания приема участкового терапевта — 4-5 дней, педиатра — 3 дня. Это в четыре раза длиннее, чем в странах Евросоюза. Там традиционно к семейному медику попадают или в день обращения, или — на последующий.
На фоне низкой доступности лекарей первичного звена следует сокращение коек в стационарах. За два года коечный фонд по всей стране уменьшился на 6 процентов, а в Москве — на 20 процентов.
Власти изъясняют сокращения тем, что с русских времен образовался переизбыток больниц — дескать, в Европе их еще меньше, и работают они эффективнее.
Это некорректное сопоставление. Нужно ориентироваться на потоки нуждающихся в мед поддержки. И у нас они на порядок больше, чем в странах Евросоюза. В Европе пациент активно лечится 5-7 дней, а позже его переводят, в зависимости от показаний, или в реабилитационное отделение, или на койки паллиативного исцеления, или посылают под наблюдение лекарей первичного звена. У нас же таковых коек в 3-15 разов меньше.
В одной из поликлиник Омска Фото: Алексей Мальгавко / РИА Новости
Можно ли сопоставить качество исцеления у нас и на Западе?
По данным экспертизы свойства мед поддержки, которую разов в год во всех учреждениях проводят страховые компании, нарушения встречаются в каждом 3-ем случае исцеления. Непосредственно связанные с ошибочным исцелением пациентов — в каждом шестом.
А за рубежом?
А за рубежом — лишь в каждом двадцатом. Но это еще далековато не многие. Показатель внутрибольничной летальности у пациентов с инфарктом миокарда в России выше в три раза, чем в странах ЕС. Септические отягощения в стационарах опосля операций у нас сочиняют 2-3 процента, а у их — в среднем 0,8 процента. Так и выходит, что результаты исцеления пациентов у нас в три раза ужаснее, чем в развитых странах.
Кто виноват?Врачи?
Не все зависит от доктора. На качество влияют и организационные вопросцы, и система базисной подготовки в университетах, наличие высококачественной системы повышения квалификации теснее опосля окончания учебы и перегрузки. У нас еще с русских времен сложилось, что лишь разов в пятилетку доктор должен увеличивать свою квалификацию. Но то, что было актуально 20 лет назад, на данный момент не подходит вызовам медли. Во всем мире лекари обучаются каждодневно!Их дословно муштруют, чтоб лишь улучшились результаты исцеления пациентов. За год медик там должен запастись не наименее 50 часов образовательной активности. Это и посещения семинаров, проф конференций, практических занятий на симуляторах-тренажерах, ролевые тренинги, самостоятельное обучение. Мы желаем, чтоб и в России было так. Сейчас внедряем пилотный чертеж по развитию системы постоянного мед образования.
Перегруженные врачи не будут роптать?
Понятно, что все новое сначала воспринимается не попросту. Мне
рассказывали, что когда в Гарвардской мед школе для теснее маститых врачей-анестезиологов и докторов ввели экзамены на тренажерах, они разговаривали: «Да для чего нам, мы и так все умеем и знаем, это все для студентов и новичков». Их подводят к симулятору: «Сделайте, пожалуйста, катетеризацию сонной артерии». Потом комп анализирует: вы здесь нарушили процесс, здесь. После этого теснее никто теснее не перечил против таковых тренингов.
Уровень подготовки студентов в нашей стране различается от интернациональных стандартов?
Расскажу свою историю. Я окончила мед университет в 80-е годы. Всегда была круглой отличницей, с первого курса работала в клинике с утра до вечера — и санитаркой, и медсестрой. По моим чувствам, я о медицине тогда знала фактически все. Поэтому решила пробовать сдать южноамериканский лицензионный экзамен. Английский знала свободно. Готовилась более одного года. Получилось лишь со 2-ой пробы. Для меня это было шоком. А позже сообразила, что у их абсолютно иной подход к обучению. Вместо личного подхода к пациенту, к которому мы привыкли, у их — дословно натаскивание лекарей на исцеление более распространенных состояний и болезней. Но различные подходы — это не так ужасно. А вот то, что на данный момент мед университеты в России сталкиваются с суровыми неуввязками, которые надобно было решать издавна, — великая беда. При фактически всех институтах нет собственных клиник, а для городских больниц студенты как незваные гости. Оплата труда профессорско-преподавательского состава ниже, чем у практикующих лекарей, недостаточно средств на повышение их квалификации и материально-техническое обеспечение. Это все сказывается на качестве.
Калининградский перинатальный центр Фото: Игорь Зарембо / РИА Новости
Последние пару лет здравоохранение постоянно реформировалось, больницы модернизировались. Москва, к примеру, отчитывается, что по количеству сверхтехнологичного оборудования в клиниках мы обгоняем европейцев. Получается, все — взирая?
Если на данной технике работать некоторому не хватает средств на техобслуживание, то это значит, что оборудование или простаивает, или употребляется не в полную мощность. То есть муниципальные средства были истрачены неэффективно. На 2014 год Минздрав в качестве приоритетных направлений деятельности выделил стройку перинатальных центров и диспансеризацию. Какие стройки, когда средств не хватает использование теснее установленного оборудования?! Какая непрерывная диспансеризация, когда участковые лекари даже с потоком заболевших совладать не могут?Дефицитные средства бюджета надобно расходовать на первоочередные трудности — ликвидацию недостатка лекарей и повышение их квалификации.
Ваши прогнозы?
В наиблежайшие годы расходы на здравоохранение в неизменных стоимостях, то есть за вычетом инфляции, будут сокращаться. А чем меньше средств, тем меньше объемы мед поддержки, а значит, меньше ее доступность. В 90-х и сначала 2000-х годов мы тоже сталкивалось с неуввязками финансирования. Но нам тогда в наследство с русских времен достался условный запас прочности — не было такового недостатка лекарей, была мощная и полнокровная вузовская система образования, и было, в конце концов, доверие меж пациентами и докторами. А на данный момент всего этого нет. Плюс еще имеющиеся мощности системы активно сокращаются. Без безотлагательного решения этих базисных заморочек — нас ожидает не попросту застой, а начало распада.
Наталья Гранина
«Лента.ру»: Если судить по отчетам Минздрава, длительность жизни россиян растет, больницы модернизируются, очереди к медикам сокращаются. Где правда?
Улумбекова: Ожидаемая длительность жизни у нас вправду с 2005 года растет и на данный момент сочиняет фактически 71 год. Много это или малюсенько?Мы только-только приближаемся к показателям РСФСР образчика 1985 года. Мы живем на 5 лет меньше, чем в новейших странах Евросоюза: Венгрии, Польше, Словакии, Чехии. И на 11 лет отстаем от Германии, Италии, Испании.
Но все может же поменяться?
Как сказать... В России наметилась беспокойная тенденция — понижение смертности замедлилось. За 1-ое полугодие 2014 года число случаев смертей — 13,3 на тыщу народонаселения. А по итогам 2013 года этот показатель был 13,0.
То есть смертность вновь растет. Почему?
Причины различные. Самой основной неувязкой я бы именовала низкую доступность безвозмездной мед поддержки. Сложно попасть на прием в поликлинику. Сегодня недостаток участковых лекарей в России — 40 процентов от самых малых нормативов. Они работают на износ — на полторы-две ставки. Только за заключительные два года обеспеченность докторами участковой службы свалилась на 8 процентов. Это чрезвычайно много. Но самое ужасное, что в наиблежайшие годы отток кадров усилится. Потому что более трети нынешних лекарей — люди ветше пенсионного возраста.
Кого больше всего не хватает?
В Москве, к примеру, острый недостаток участковых врачей-терапевтов и врачей-педиатров. В итоге среднее время ожидания приема участкового терапевта — 4-5 дней, педиатра — 3 дня. Это в четыре раза длиннее, чем в странах Евросоюза. Там традиционно к семейному медику попадают или в день обращения, или — на последующий.
На фоне низкой доступности лекарей первичного звена следует сокращение коек в стационарах. За два года коечный фонд по всей стране уменьшился на 6 процентов, а в Москве — на 20 процентов.
Власти изъясняют сокращения тем, что с русских времен образовался переизбыток больниц — дескать, в Европе их еще меньше, и работают они эффективнее.
Это некорректное сопоставление. Нужно ориентироваться на потоки нуждающихся в мед поддержки. И у нас они на порядок больше, чем в странах Евросоюза. В Европе пациент активно лечится 5-7 дней, а позже его переводят, в зависимости от показаний, или в реабилитационное отделение, или на койки паллиативного исцеления, или посылают под наблюдение лекарей первичного звена. У нас же таковых коек в 3-15 разов меньше.
В одной из поликлиник Омска Фото: Алексей Мальгавко / РИА Новости
Можно ли сопоставить качество исцеления у нас и на Западе?
По данным экспертизы свойства мед поддержки, которую разов в год во всех учреждениях проводят страховые компании, нарушения встречаются в каждом 3-ем случае исцеления. Непосредственно связанные с ошибочным исцелением пациентов — в каждом шестом.
А за рубежом?
А за рубежом — лишь в каждом двадцатом. Но это еще далековато не многие. Показатель внутрибольничной летальности у пациентов с инфарктом миокарда в России выше в три раза, чем в странах ЕС. Септические отягощения в стационарах опосля операций у нас сочиняют 2-3 процента, а у их — в среднем 0,8 процента. Так и выходит, что результаты исцеления пациентов у нас в три раза ужаснее, чем в развитых странах.
Кто виноват?Врачи?
Не все зависит от доктора. На качество влияют и организационные вопросцы, и система базисной подготовки в университетах, наличие высококачественной системы повышения квалификации теснее опосля окончания учебы и перегрузки. У нас еще с русских времен сложилось, что лишь разов в пятилетку доктор должен увеличивать свою квалификацию. Но то, что было актуально 20 лет назад, на данный момент не подходит вызовам медли. Во всем мире лекари обучаются каждодневно!Их дословно муштруют, чтоб лишь улучшились результаты исцеления пациентов. За год медик там должен запастись не наименее 50 часов образовательной активности. Это и посещения семинаров, проф конференций, практических занятий на симуляторах-тренажерах, ролевые тренинги, самостоятельное обучение. Мы желаем, чтоб и в России было так. Сейчас внедряем пилотный чертеж по развитию системы постоянного мед образования.
Перегруженные врачи не будут роптать?
Понятно, что все новое сначала воспринимается не попросту. Мне
рассказывали, что когда в Гарвардской мед школе для теснее маститых врачей-анестезиологов и докторов ввели экзамены на тренажерах, они разговаривали: «Да для чего нам, мы и так все умеем и знаем, это все для студентов и новичков». Их подводят к симулятору: «Сделайте, пожалуйста, катетеризацию сонной артерии». Потом комп анализирует: вы здесь нарушили процесс, здесь. После этого теснее никто теснее не перечил против таковых тренингов.
Уровень подготовки студентов в нашей стране различается от интернациональных стандартов?
Расскажу свою историю. Я окончила мед университет в 80-е годы. Всегда была круглой отличницей, с первого курса работала в клинике с утра до вечера — и санитаркой, и медсестрой. По моим чувствам, я о медицине тогда знала фактически все. Поэтому решила пробовать сдать южноамериканский лицензионный экзамен. Английский знала свободно. Готовилась более одного года. Получилось лишь со 2-ой пробы. Для меня это было шоком. А позже сообразила, что у их абсолютно иной подход к обучению. Вместо личного подхода к пациенту, к которому мы привыкли, у их — дословно натаскивание лекарей на исцеление более распространенных состояний и болезней. Но различные подходы — это не так ужасно. А вот то, что на данный момент мед университеты в России сталкиваются с суровыми неуввязками, которые надобно было решать издавна, — великая беда. При фактически всех институтах нет собственных клиник, а для городских больниц студенты как незваные гости. Оплата труда профессорско-преподавательского состава ниже, чем у практикующих лекарей, недостаточно средств на повышение их квалификации и материально-техническое обеспечение. Это все сказывается на качестве.
Калининградский перинатальный центр Фото: Игорь Зарембо / РИА Новости
Последние пару лет здравоохранение постоянно реформировалось, больницы модернизировались. Москва, к примеру, отчитывается, что по количеству сверхтехнологичного оборудования в клиниках мы обгоняем европейцев. Получается, все — взирая?
Если на данной технике работать некоторому не хватает средств на техобслуживание, то это значит, что оборудование или простаивает, или употребляется не в полную мощность. То есть муниципальные средства были истрачены неэффективно. На 2014 год Минздрав в качестве приоритетных направлений деятельности выделил стройку перинатальных центров и диспансеризацию. Какие стройки, когда средств не хватает использование теснее установленного оборудования?! Какая непрерывная диспансеризация, когда участковые лекари даже с потоком заболевших совладать не могут?Дефицитные средства бюджета надобно расходовать на первоочередные трудности — ликвидацию недостатка лекарей и повышение их квалификации.
Ваши прогнозы?
В наиблежайшие годы расходы на здравоохранение в неизменных стоимостях, то есть за вычетом инфляции, будут сокращаться. А чем меньше средств, тем меньше объемы мед поддержки, а значит, меньше ее доступность. В 90-х и сначала 2000-х годов мы тоже сталкивалось с неуввязками финансирования. Но нам тогда в наследство с русских времен достался условный запас прочности — не было такового недостатка лекарей, была мощная и полнокровная вузовская система образования, и было, в конце концов, доверие меж пациентами и докторами. А на данный момент всего этого нет. Плюс еще имеющиеся мощности системы активно сокращаются. Без безотлагательного решения этих базисных заморочек — нас ожидает не попросту застой, а начало распада.
Наталья Гранина