- Я не прощу, - произнесла Она. – Я буду держать в голове.- Прости, - попросил ее Ангел. – Прости, тебе же легче будет.- Ни за что, - упорно сжала губки Она. - Этого нельзя прощать. Никогда.- Ты будешь мстить?– обеспокоенно спросил он.- Нет, мстить я не буду. Я буду выше этого.- Ты желаешь грозного наказания?- Я не знаю, какое наказание было бы достаточным.- Всем приходится выплачивать за свои решения. Рано либо поздно, но всем… - тихо произнес Ангел. - Это неминуемо.- Да, я знаю.- Тогда прости!Сними с себя груз. Ты ведь сейчас далековато от собственных обидчиков.- Нет. Не могу. И не хочу. Нет им помилования.- Хорошо, дело твое, - вздохнул Ангел. – Где ты хочет беречь свою обиду?- Здесь и тут, - прикоснулась к голове и сердечку Она.- Пожалуйста, будь осмотрительна, - попросил Ангел. – Яд обид чрезвычайно опасен. Он может оседать камнем и тащить ко дну, а может породить пламя ярости, которая спаливает все живое.- Это Камень Памяти и Благородная Ярость, - прервала его Она. – Они на моей стороне.И обида поселилась там, где она и произнесла – в голове и в сердечко.Она была молода не больна, она строила свою жизнь, в ее жилах текла жгучая кровь, а легкие алчно вдыхали воздух свободы. Она вышла замуж, родила деток, завела приятелей. Иногда, окончательно, она на их дулась, но в главном прощала. Иногда гневалась и бранилась, тогда прощали ее. В жизни было всякое, и о собственной обиде она старалась не вспоминать.Прошло много лет, до этого чем она опять услышала это ненавистное слово – «простить».- Меня кинул супруг. С детками непрерывно трения. Деньги меня не обожают. Что делать?– спросила она пожилого психолога.Он пристально выслушал, много уточнял, почему-либо непрерывно просил ее говорить про детство. Она гневалась и переводила разговор в истиннее время, но он опять отдавал ее в ребяческие годы. Ей казалось, что он бродит по закоулкам ее памяти, стараясь осмотреть, вынуть на свет ту давнюю обиду. Она этого не желала, а потому противилась. Но он все одинаково узрел, дотошный этот дядька.- Чиститься вам необходимо, - подвел результат он. – Ваши обиды разрослись. На их налипли наиболее поздние обиды, как полипы на коралловый риф. Этот риф стал препятствием на пути потоков жизненной энергии. От этого у вас и в собственной жизни трудности, и с деньгами не ладится. У этого рифа острые края, они ранят вашу нежную душу. Внутри рифа поселились и запутались различные эмоции, они отравляют вашу кровь своими отходами жизнедеятельности, и сиим завлекают все новейших и новейших поселенцев.- Да, я тоже что-то такое ощущаю, - кивнула дама. – Время от медли сердитая становлюсь, иногда депрессия нажимает, а время от времени всех просто уничтожить охото. Ладно, надобно чиститься. А как?- Простите ту первую, самую основную обиду, - порекомендовал психолог. – Не будет фундамента – и риф рассыплется.- Ни за что!– вскинулась дама. – Это правосудная обида, ведь так оно все и было!Я имею право дуться!- Вы желаете быть правой либо счастливой?– спросил психолог. Но дама не стала отвечать, она просто встала и ушла, унося с собой собственный коралловый риф.Прошло еще сколько-то лет. Женщина опять посиживала на приеме, сейчас теснее у доктора. Врач осматривал снимки, листал анализы, хмурился и жевал губки.- Доктор, что все-таки вы безмолвствуете?– не выдержала она.- У вас есть родственники?– спросил доктор.- Родители погибли, с супругом в разводе, а детки есть, и внуки тоже. А для чего же вам мои родственники?- Видите ли, у вас опухоль. Вот тут, - и доктор показал на снимке черепа, где у нее опухоль. – Судя по анализам, опухоль плохая. Это изъясняет и ваши неизменные головные боли, и бессонницу, и прыткую утомляемость. Самое нехорошее, что у новообразования есть тенденция к прыткому росту. Оно возрастает, вот что плохо.- И что, меня сейчас на операцию?– спросила она, холодея от страшных предчувствий.- Да нет, - и доктор нахмурился еще более. – Вот ваши кардиограммы за заключительный год. У вас чрезвычайно слабенькое сердечко. Такое воспоминание, что оно зажато со всех сторон не способно работать в полную мощь. Оно может не перенести операции. Поэтому поначалу необходимо подлечить сердечко, а уж
потом…Он не договорил, а дама сообразила, что «потом» может не наступить никогда. Или сердечко не выдержит, либо опухоль задавит.- Кстати, анализ крови у вас тоже не чрезвычайно. Гемоглобин маленький, лейкоциты высокие… Я пропишу вам лекарства, - произнес доктор. – Но и вы обязаны себе посодействовать. Вам необходимо привести организм в условный порядок и заодно нравственно приготовиться к операции.- А как?- Положительные эмоции, теплые дела, общение с родными. Влюбитесь, в конце концов. Полистайте альбом с фото, вспомните счастливое детство.Женщина лишь криво усмехнулась.- Попробуйте всех простить, необыкновенно родителей, - внезапно порекомендовал доктор. – Это чрезвычайно упрощает душу. В моей практике были случаи, когда помилование создавало чудеса.- Да неуж-то?– иронически спросила дама.- Представьте себе. В медицине есть много вспомогательных приборов. Качественный уход, например… Забота. Прощение тоже готов стать лекарством, при этом безвозмездно и без рецепта.Простить. Или умереть. Простить либо умереть?Умереть, но не простить?Когда выбор становиться вопросцем жизни и погибели, необходимо лишь решить, в какую сторону ты глядишь.Болела голова. Ныло сердечко. «Где ты будешь беречь свою обиду?». «Здесь и здесь». Теперь там недомогало. Пожалуй, обида очень разрослась, и ей захотелось большего. Ей вздумалось вытеснить свою хозяйку, овладевать всем телом. Глупая обида не осмысливала, что тело не выдержит, умрет.Она вспомнила собственных основных обидчиков – тех, из юношества. Отца и мама, которые непрерывно либо работали, либо бранились. Они не обожали ее так, как она этого желала. Не подсобляло ничего: ни пятерки и похвальные грамоты, ни исполнение их требований, ни протест и бунт. А позже они разошлись, и каждый завел новейшую семью, где ей места не оказалось. В шестнадцать лет ее выслали в техникум, в иной город, всучив ей билет, чемодан с вещами и три тыщи рублей на 1-ое время, и все – с этого момента она стала самостоятельной и решила: «Не прощу!». Она носила эту обиду в себе всю жизнь, она поклялась, что обида совместно с ней и умрет, и схоже, что так оно и сбывается.Но у нее были детки, были внуки, и вдовец Сергей Степаныч с работы, который пробовал неумело за ней ухаживать, и помирать не хотелось. Ну правда вот – рано ей было помирать!«Надо простить, - решила она. – Хотя бы попробовать».- Родители, я вас за все прощаю, - неуверенно произнесла она. Слова прозвучали ничтожно и неубедительно. Тогда она брала бумагу и карандаш и написала: Уважаемые предки!Дорогие предки!Я больше не гневаюсь. Я вас за все прощаю.Во рту стало горько, сердечко сжалось, а голова заболела еще более. Но она, посильнее сжав ручку, упорно, разов за разом, писала: «Я вас прощаю. Я вас прощаю». Никакого облегчения, лишь раздражение взошло.- Не так, - прошептал Ангел. – Река непрерывно течет в одну сторону. Они старшие, ты младшая. Они были до этого, ты позже. Не ты их породила, а они тебя. Они подарили тебе возможность показаться в этом мире. Будь же признательной!- Я признательна, - произнесла дама. – И я правда чрезвычайно хочу их простить.- Дети не имеют права судить собственных родителей. Родителей не прощают. У их требуют помилования.- За что?– спросила она. – Разве я им сделала что-то нехорошее?- Ты себе сделала что-то нехорошее. Зачем ты оставила в себе ту обиду?О чем у тебя недомогает голова?Какой камень ты носишь в груди?Что отравляет твою кровь?Почему твоя жизнь не течет полноводной рекой, а струится хилыми ручейками?Ты желаешь быть правой либо здоровой?- Неужели это все из-за обиды на родителей?Это она, что ли, так меня разрушила?- Я предостерегал, - напомнил Ангел. – Ангелы непрерывно предостерегают: не копите, не носите, не травите себя обидами. Они гниют, воняют и отравляют все живое вокруг. Мы предостерегаем!Если человек делает выбор в выгоду обиды, мы не вправе мешать. А ежели в выгоду помилования – мы обязаны посодействовать.- А я еще смогу сломать этот коралловый риф?Или теснее поздно?- Никогда не поздно пробовать, - мягко произнес Ангел.- Но они ведь издавна погибли!Не у кого сейчас просить помилования, и как быть?- Ты требуй. Они услышат. А может, не услышат. В конце концов, ты делаешь это не для их, а для себя.- Дорогие предки, - начала она. – Простите меня, пожалуйста, ежели что не так… И вообщем за все простите.Она какое-то время разговаривала, позже замолчала и прислушалась к себе. Никаких чудес – сердечко ноет, голова недомогает, и эмоций особенных нет, все как непрерывно.- Я сама себе не верую, - призналась она. – Столько лет прошло…- Попробуй по-другому, - порекомендовал Ангел. – Стань опять ребенком.- Как?- Опустись на колени и обратись к ним, как в детстве: мама, папа.Женщина чуток помедлила и опустилась на колени. Она сложила руки лодочкой, поглядела вверх и произнесла: «Мама. Папа». А позже еще разов: «Мама, папа…». Глаза ее обширно открылись и стали наполняться слезами. «Мама, папа… это я, ваша дочка… простите меня… простите меня!». Грудь ее сотрясли подступающие рыдания, а позже слезы хлынули бурным потоком. А она все повторяла и повторяла: «Простите меня. Пожалуйста, простите меня. Я не имела права вас судить. Мама, папа…».Понадобилось много медли, до этого чем потоки слез иссякли. Обессиленная, она посиживала прямо на полу, привалившись к диванчику.- Как ты?– спросил Ангел.- Не знаю. Не усвою. Кажется, я порожняя, - ответила она.- Повторяй это каждодневно 40 дней, - произнес Ангел. – Как курс исцеления. Как химиотерапию. Или, ежели желаешь, заместо химиотерапии.- Да. Да. Сорок дней. Я буду.В груди что-то пульсировало, покалывало и перекатывалось горячими волнами. Может быть, это были обломки рифа. И в первый разов за длинное время абсолютно, ну просто ни о чем, не недомогала голова.Автор - Эльфика