Который день читаю заголовки о том, предлагал Михаил Ефремов семье погибшего Сергея Захарова деньги или не предлагал. От этих новостей становится горько. Тяжелое сразу накрывает чувство обиды и злости за наше общество. Потому что если мы на полном серьезе обсуждаем цену жизни, мы — отсталая страна и нам всем грош цена.
Совершенно неважно, что там с деньгами в деле Ефремова. Я и не знаю, если честно. И никто, похоже, не знает. Сообщения идут самые разнообразные. Одни пишут, что актер предложил 100 миллионов рублей. Другие — что семья погибшего не взяла полтора миллиона долларов. Некоторые выпускают новости о том, что родственники жертвы ДТП определились с потерпевшим. Кто-то пишет, что потерпевшим назначат самого нуждающегося члена семьи покойного Захарова — его сына. Публика одобрительно кивает: да, мол, да, конечно, правильно решили, надо теперь с умом распорядиться деньгами.
Подчеркну еще раз: никаких совершенно на этот счет признаний о деньгах от семьи погибшего мы еще не слышали. И никаких разговоров Ефремова о желании откупиться — тоже.
Именно это публику и злит. Каждый день она ведет отсчет: как так, уже неделя, а Ефремов не предлагает деньги. Почитайте народные форумы: никто не пишет, что актер не считает честным себя выкупать, — все уверены, что он просто жадный. И в уверенности этой возмущены.
Знаете, почему? Да потому что мы — больное общество. В уголовном праве есть такое понятие — публичное обвинение. Ряд статей, дела по которым возбуждаются без заявления потерпевшего и не могут быть по его воле закрыты. В России к ним относятся почти все особо тяжкие и несколько статей средней тяжести. Это значит, что если человека убили или он попал под пьяного водителя, государство будет преследовать преступника вне зависимости от того, какой суммой были облагодетельствованы родственники жертвы.
В нашем УПК есть статья 25, которая четко говорит, что дела по особо тяжким преступлениям по просьбе потерпевших не прекращаются. Если смотреть на одну лишь статью и не читать УПК дальше, может показаться, что мы — вполне себе развитая современная страна с закрепленным законодательно равенством. Что у нас — прямо как в Америке какой.
Если же открыть статью 27, сразу понятно, что в России богатым можно убивать бедных. Это прямо записано в УПК.
В Америке богатые бедных тоже убивают. Но за это их, богатых, сажают на электрический стул. А у нас — жмут руку.
Не верите? Прочитайте: кодекс позволяет прекращать преследование даже по особо тяжким статьям. Только и нужно — решение суда, решение следователя за подписью руководителя следственного органа. Дело даже может прекратить дознаватель — с санкции прокурора. Приходишь в суд, говоришь: ваша честь, так и так, мою семью убили, но я претензий не имею, зато получил пару миллионов — хватит достроить дом.
Но и это еще не все легальные способы избежать наказания за убийство бедного богатым. Так, суд может не закулисно, а вполне официально принять во внимание «деятельное раскаяние» подсудимого и на этом основании снизить ему срок. Если богатый убил человека, он платит семье 100 миллионов, судья подшивает к материалам дела подтверждение «деятельного раскаяния», сторона потерпевшего не возражает, официально снижается срок. Это легализованный подкуп. Если ста миллионов на прекращение дела не хватило, можно вот так, через суд. И все по закону.
Нет денег на «деятельное раскаяние»? Можно просто сунуть семье убитого деньги в зубы, чтобы их сторона не возражала в суде против липовых экспертиз.
Представьте, например, как судят в провинции владельца табуреточного завода, который по пьяни пристрелил на охоте грибника: семье табуреточник дает тысяч четыреста, огромные для глубинки деньги — за это потерпевшие берут нужного подсудимому адвоката, который работает в связке с защитой. Судья получает несколько экспертиз: о том, что убийца выстрелил, потому что его разбил инсульт, что не пьет он уже сорок лет, то есть с рождения, и что не охотиться ходил вовсе, а чистил ружье. Да и дедушку не в лесу подстрелили, а прямо возле оружейного сейфа — сам полез.
Такие судебные процессы не редкость. Пример «пьяного мальчика» — верхушка чудовищного айсберга. То, что мы увидели и на что не дали закрыть глаза. Не удалось бы привлечь к истории внимание в прямом смысле всего мира — сбившая ребенка женщина еще и компенсацию бы с родителей потребовала. За причинение машине вреда! Почему нет?
В Мурманской области чиновница сбила мальчика и потом отсудила у семьи 120 тысяч рублей: ребенок испортил ей авто.
В последние годы в России случалось много громких ДТП с богатыми священниками, чиновниками, менеджерами корпораций... Все по новостям помнят, что заканчиваются они крайне мягкими приговорами. Но СМИ не указывают, почему. И в итоге люди думают, что у нас есть оторванный от населения суд, который всегда против народа, и ничего с этим поделать нельзя. Все представляется в несколько упрощенном виде: будто бы условные богачи и людоеды просят кого надо позвонить судье — тот выносит нужный приговор, и все в шоке.
Спешу расстроить: чаще всего приговоры эти появляются с согласия потерпевших. То есть родственников тех, кому пришлось попасть под пьяного или наглого водителя.
На самом деле за такими громкими делами и мягкими приговорами стоят миллионы «деятельного раскаяния». Пишут об этом редко. Если о таком и сообщается, то всегда с аккуратной формулировкой «компенсировал моральный вред», на которую сильно не напирают.
Потому что мысль о том, что в стране есть нечестный судья, готовый вынести несправедливый приговор, гораздо менее взрывоопасна, чем рассказ о существовании законодательно закрепленного алгоритма откупа богатых.
Чего уж скрывать — некоторые считают, что человеку повезло, если кто-то в семье пострадал и даже погиб в резонансном ДТП или громкой катастрофе. Фильм «Брат-2» помните? Данила Багров кидается под машину совсем не богатой по американским меркам женщины — она работает журналистом. Но с нее можно стрясти деньги. Это ведь и есть паттерн неразвитого правового сознания. Иначе говоря — шаблон. Мы привыкли, что жизнь имеет цену. В Америке — нет. Там, вопреки киномифам, давно не кидаются под машины, потому что все знают: водителю недостаточно будет заплатить. Вероятность его посадки не зависит от того, сколько он готов выложить, поэтому все такие ДТП расследуются внимательно и обмануть никого нельзя. Если ты кидаешься под машину американцу или швейцарцу, он начинает борьбу за собственную жизнь и обрушивается на тебя со всей доступной ему мощью, потому что иначе сядет. Не денежный поток полетел бы на Данилу Багрова, не сумей хозяйка скрыть ДТП, а стая адвокатов, нанятых этой «богачкой». Но Алексей Балабанов сочинил русскую сказку.
Несколько лет назад ко мне обращалась тетя убитого в драке мужчины. Его забили просто для развлечения студенты-мажоры. Которым потом дали крохотный условный срок.
Родители убитого рассказали позже, что к ним приехал какой-то «представитель» обвиняемых, чуть ли не водитель, выложил на стол 500 тысяч рублей, сказал, дословно: «Бабло в зубы взяли и заткнулись». Они стыдливо взяли. И боязливо заткнулись.
На суде вышло, что сын сам полез в драку в частном ресторане… Не то чтобы родители оценили жизнь сына в 500 тысяч рублей. Скорее, во столько они оценивают жизнь тех, кто мог погибнуть в следующем дебоше золотых мальчиков.
Когда убийца платит сумму в качестве «деятельного раскаяния», это уже не цена жизни убитого — это цена будущих жертв. И стоимость выкупа самого убийцы.
Но выкупить себя убийца можно только в отсталых странах. В Штатах или Европе такое невозможно. Там все денежные дела решаются в рамках гражданского процесса, который никак не влияет на уголовный. Более того, потерпевшие у них стремятся быстрее уголовного суда влепить иск, чтобы успеть получить присуждение компенсации до посадки. И даже лоббируют более мягкие приговоры и затягивание процесса, чтобы человек мог успеть выплатить хотя бы что-то!
У нас — иначе. И с убийствами, и с авиакатастрофами или происшествиями вроде пожара в «Зимней вишне». Угнетающая реальность: после катастрофы первые новости всегда — о выплатах пострадавшим. Это такое превентивное затыкание ртов. В России не было примера, когда родственники пострадавших в авиакатастрофе объединились бы для обращения в суд, например, с требованием приостановки деятельности авиакомпании или эксплуатации модели самолета, который рухнул. У нас дают по миллиону-полтора в зубы — и гуляй. И все летают дальше, экономят на антиобледенителях.
В нормальных же странах родственники не берут в первый день копейки, там вкатывают миллиардные иски и добиваются даже закрытия авиакомпаний. Это приводит к тому, что безопасность усиливается, потому что в случае катастрофы цена для перевозчика становится непосильной. А у нас она исчисляется 200-250 миллионами рублей компенсации и потерей самолета... Поэтому выгоднее рисковать и экономить.
Закон должен исходить из того, что у родственников потерпевших в любом преступлении, совершенном богатыми или корпорациями, есть общественный долг. Только в отсталых странах закон позволяет манкировать этим долгом ради извлечения прибыли. И потому богатым можно откупаться. Там, где велико материальное неравенство, уравнивания в правах и равенства перед законом можно избежать…
Анастасия Миронова Журналист
Который день читаю заголовки о том, предлагал Михаил Ефремов семье погибшего Сергея Захарова деньги или не предлагал. От этих новостей становится горько. Тяжелое сразу накрывает чувство обиды и злости за наше общество. Потому что если мы на полном серьезе обсуждаем цену жизни, мы — отсталая страна и нам всем грош цена.Совершенно неважно, что там с деньгами в деле Ефремова. Я и не знаю, если честно. И никто, похоже, не знает. Сообщения идут самые разнообразные. Одни пишут, что актер предложил 100 миллионов рублей. Другие — что семья погибшего не взяла полтора миллиона долларов. Некоторые выпускают новости о том, что родственники жертвы ДТП определились с потерпевшим. Кто-то пишет, что потерпевшим назначат самого нуждающегося члена семьи покойного Захарова — его сына. Публика одобрительно кивает: да, мол, да, конечно, правильно решили, надо теперь с умом распорядиться деньгами. Подчеркну еще раз: никаких совершенно на этот счет признаний о деньгах от семьи погибшего мы еще не слышали. И никаких разговоров Ефремова о желании откупиться — тоже. Именно это публику и злит. Каждый день она ведет отсчет: как так, уже неделя, а Ефремов не предлагает деньги. Почитайте народные форумы: никто не пишет, что актер не считает честным себя выкупать, — все уверены, что он просто жадный. И в уверенности этой возмущены. Знаете, почему? Да потому что мы — больное общество. В уголовном праве есть такое понятие — публичное обвинение. Ряд статей, дела по которым возбуждаются без заявления потерпевшего и не могут быть по его воле закрыты. В России к ним относятся почти все особо тяжкие и несколько статей средней тяжести. Это значит, что если человека убили или он попал под пьяного водителя, государство будет преследовать преступника вне зависимости от того, какой суммой были облагодетельствованы родственники жертвы. В нашем УПК есть статья 25, которая четко говорит, что дела по особо тяжким преступлениям по просьбе потерпевших не прекращаются. Если смотреть на одну лишь статью и не читать УПК дальше, может показаться, что мы — вполне себе развитая современная страна с закрепленным законодательно равенством. Что у нас — прямо как в Америке какой. Если же открыть статью 27, сразу понятно, что в России богатым можно убивать бедных. Это прямо записано в УПК. В Америке богатые бедных тоже убивают. Но за это их, богатых, сажают на электрический стул. А у нас — жмут руку. Не верите? Прочитайте: кодекс позволяет прекращать преследование даже по особо тяжким статьям. Только и нужно — решение суда, решение следователя за подписью руководителя следственного органа. Дело даже может прекратить дознаватель — с санкции прокурора. Приходишь в суд, говоришь: ваша честь, так и так, мою семью убили, но я претензий не имею, зато получил пару миллионов — хватит достроить дом. Но и это еще не все легальные способы избежать наказания за убийство бедного богатым. Так, суд может не закулисно, а вполне официально принять во внимание «деятельное раскаяние» подсудимого и на этом основании снизить ему срок. Если богатый убил человека, он платит семье 100 миллионов, судья подшивает к материалам дела подтверждение «деятельного раскаяния», сторона потерпевшего не возражает, официально снижается срок. Это легализованный подкуп. Если ста миллионов на прекращение дела не хватило, можно вот так, через суд. И все по закону. Нет денег на «деятельное раскаяние»? Можно просто сунуть семье убитого деньги в зубы, чтобы их сторона не возражала в суде против липовых экспертиз. Представьте, например, как судят в провинции владельца табуреточного завода, который по пьяни пристрелил на охоте грибника: семье табуреточник дает тысяч четыреста, огромные для глубинки деньги — за это потерпевшие берут нужного подсудимому адвоката, который работает в связке с защитой. Судья получает несколько экспертиз: о том, что убийца выстрелил, потому что его разбил инсульт, что не пьет он уже сорок лет, то есть с рождения, и что не охотиться ходил вовсе, а чистил ружье. Да и дедушку не в лесу подстрелили, а прямо возле оружейного сейфа — сам полез. Такие судебные процессы не редкость. Пример «пьяного мальчика» — верхушка чудовищного айсберга. То, что мы увидели и на что не дали закрыть глаза. Не удалось бы привлечь к истории внимание в прямом смысле всего мира — сбившая ребенка женщина еще и компенсацию бы с родителей потребовала. За причинение машине вреда! Почему нет? В Мурманской области чиновница сбила мальчика и потом отсудила у семьи 120 тысяч рублей: ребенок испортил ей авто. В последние годы в России случалось много громких ДТП с богатыми священниками, чиновниками, менеджерами корпораций. Все по новостям помнят, что заканчиваются они крайне мягкими приговорами. Но СМИ не указывают, почему. И в итоге люди думают, что у нас есть оторванный от населения суд, который всегда против народа, и ничего с этим поделать нельзя. Все представляется в несколько упрощенном виде: будто бы условные богачи и людоеды просят кого надо позвонить судье — тот выносит нужный приговор, и все в шоке. Спешу расстроить: чаще всего приговоры эти появляются с согласия потерпевших. То есть родственников тех, кому пришлось попасть под пьяного или наглого водителя. На самом деле за такими громкими делами и мягкими приговорами стоят миллионы «деятельного раскаяния». Пишут об этом редко. Если о таком и сообщается, то всегда с аккуратной формулировкой «компенсировал моральный вред», на которую сильно не напирают. Потому что мысль о том, что в стране есть нечестный судья, готовый вынести несправедливый приговор, гораздо менее взрывоопасна, чем рассказ о существовании законодательно закрепленного алгоритма откупа богатых. Чего уж скрывать — некоторые считают, что человеку повезло, если кто-то в семье пострадал и даже погиб в резонансном ДТП или громкой катастрофе. Фильм «Брат-2» помните? Данила Багров кидается под машину совсем не богатой по американским меркам женщины — она работает журналистом. Но с нее можно стрясти деньги. Это ведь и есть паттерн неразвитого правового сознания. Иначе говоря — шаблон. Мы привыкли, что жизнь имеет цену. В Америке — нет. Там, вопреки киномифам, давно не кидаются под машины, потому что все знают: водителю недостаточно будет заплатить. Вероятность его посадки не зависит от того, сколько он готов выложить, поэтому все такие ДТП расследуются внимательно и обмануть никого нельзя. Если ты кидаешься под машину американцу или швейцарцу, он начинает борьбу за собственную жизнь и обрушивается на тебя со всей доступной ему мощью, потому что иначе сядет. Не денежный поток полетел бы на Данилу Багрова, не сумей хозяйка скрыть ДТП, а стая адвокатов, нанятых этой «богачкой». Но Алексей Балабанов сочинил русскую сказку. Несколько лет назад ко мне обращалась тетя убитого в драке мужчины. Его забили просто для развлечения студенты-мажоры. Которым потом дали крохотный условный срок. Родители убитого рассказали позже, что к ним приехал какой-то «представитель» обвиняемых, чуть ли не водитель, выложил на стол 500 тысяч рублей, сказал, дословно: «Бабло в зубы взяли и заткнулись». Они стыдливо взяли. И боязливо заткнулись. На суде вышло, что сын сам полез в драку в частном ресторане… Не то чтобы родители оценили жизнь сына в 500 тысяч рублей. Скорее, во столько они оценивают жизнь тех, кто мог погибнуть в следующем дебоше золотых мальчиков. Когда убийца платит сумму в качестве «деятельного раскаяния», это уже не цена жизни убитого — это цена будущих жертв. И стоимость выкупа самого убийцы. Но выкупить себя убийца можно только в отсталых странах. В Штатах или Европе такое невозможно. Там все денежные дела решаются в рамках гражданского процесса, который никак не влияет на уголовный. Более того, потерпевшие у них стремятся быстрее уголовного суда влепить иск, чтобы успеть получить присуждение компенсации до посадки. И даже лоббируют более мягкие приговоры и затягивание процесса, чтобы человек мог успеть выплатить хотя бы что-то! У нас — иначе. И с убийствами, и с авиакатастрофами или происшествиями вроде пожара в «Зимней вишне». Угнетающая реальность: после катастрофы первые новости всегда — о выплатах пострадавшим. Это такое превентивное затыкание ртов. В России не было примера, когда родственники пострадавших в авиакатастрофе объединились бы для обращения в суд, например, с требованием приостановки деятельности авиакомпании или эксплуатации модели самолета, который рухнул. У нас дают по миллиону-полтора в зубы — и гуляй. И все летают дальше, экономят на антиобледенителях. В нормальных же странах родственники не берут в первый день копейки, там вкатывают миллиардные иски и добиваются даже закрытия авиакомпаний. Это приводит к тому, что безопасность усиливается, потому что в случае катастрофы цена для перевозчика становится непосильной. А у нас она исчисляется 200-250 миллионами рублей компенсации и потерей самолета. Поэтому выгоднее рисковать и экономить. Закон должен исходить из того, что у родственников потерпевших в любом преступлении, совершенном богатыми или корпорациями, есть общественный долг. Только в отсталых странах закон позволяет манкировать этим долгом ради извлечения прибыли. И потому богатым можно откупаться. Там, где велико материальное неравенство, уравнивания в правах и равенства перед законом можно избежать… Анастасия Миронова Журналист
