Смерть соглашения ОПЕК+ была неизбежной, однако теперь нефтяная отрасль страны оказалась на развилке: либо поиск нового обезболивающего, либо все тяготы полномасштабной ценовой войны, считает Станислав Митрахович, эксперт Фонда национальной энергетической безопасности.
Падение цен на нефть на уровень ниже $40 за баррель (в моменте до $31 за баррель) после провала переговоров по ОПЕК+ оказалось настолько резким, что вызвало сомнения относительно продуманности последних шагов России и Саудовской Аравии. Для многих наблюдателей все происходящее выглядит как одновременное стремление игроков рынка назло самим себе же поджечь «воронью слободку», причем как можно быстрее. Однако в реальности мы скорее видим реализацию рисков, которые были очевидны для картельного соглашения с самого начала.
События в начале марта развивались быстро, как по заранее прописанному драматическому сценарию. Сначала Россия не соглашается продлевать ОПЕК+ с условием дополнительного ограничения общей добычи на 1,5 млн баррелей в сутки, что тут же мгновенно воспринимается и самой Москвой, и иными участниками ОПЕК+ как фактическое разрушение сделки целиком, включая ранее согласованные объемы сокращения добычи. Следуют заявления министра Александра Новака о прекращении функционирования сделки с 1 апреля 2020 года, затем сразу же Саудовская Аравия объявляет о планах масштабного увеличения добычи (на 2 с лишним миллиона баррелей в сутки) параллельно с предоставлением скидок для покупателей (на внушительные $6-8 за баррель для потребителей в зависимости от региона мира). Затем столь же бодрые (с точки зрения демонстрации уверенности в собственных силах) заявления об увеличении добычи делает Россия (на 0,5 млн баррелей в сутки). С учетом еще и фактора коронавируса и вызванного им сокращения спроса падение цен на нефть и курса российского рубля становятся совсем впечатляющими уже 9 марта.
События выглядят как спланированная атака на стоимость нефти именно потому, что ровно этой атакой они и являются. И Россия, — на уровне лиц, принимающих решения, — и саудиты могли не рассчитать, когда именно, как быстро и до какой именно отметки упадет цена на нефть, но в целом сомнений в резком снижении стоимости нефти из-за принятых решений в двух «нефтяных столицах» быть не могло. Но и Москва, и Эр-Рияд решили рискнуть, обвалив цены и предложив друг другу, а заодно и американцам, и иным мировым производителям нефти «сыграть в труса» (game of chicken). Метафора «игры в труса» давно известна в академической науке и экспертизе: она подразумевает столкновение опасно играющих против друг друга игроков, которые могут уничтожить друг друга, если одна из сторон вовремя не пойдет на уступки (и тем самым признает себя проигравшей). Русский аналог «игры в труса» — «игра в гляделки», «кто раньше моргнет».
Причины, по которым и Россия, и Саудовская Аравия решили бросить вызов друг другу, можно рассмотреть на двух уровнях.
Игра в труса
На первом уровне, уровне конкретных лоббистских усилий, очевиден успех усилий «Роснефти», ее руководства и его медийно-интеллектуальных союзников, которое давно убеждали Путина в пагубности сделки ОПЕК+. С точки зрения «Роснефти», сделка ОПЕК+ была чем-то вроде наркотического обезболивающего, анальгетика, зависимость от которого у российской экономики только нарастала, но фундаментальную проблему все большего отставания российских нефтяников от американских по объему добычи никак не решала.
Постоянно имел место порочный замкнутый круг: Россия и ее партнеры по ОПЕК+ сокращают добычу, стабилизируют цены, этим пользуются «безбилетники» (страны, не входящие в ОПЕК+) и увеличивают добычу, что вновь приводит к необходимости для ОПЕК+ сокращать производство нефти в своих странах. Тем же американским нефтяникам ОПЕК+ за время своего существования помогла закрепить уровень добычи уже выше 12 млн баррелей в сутки, а в феврале 2020 года EIA прогнозировала на конец 2020 года рост американской добычи выше уровня в 13 млн баррелей в сутки. Показателен пример Бразилии как еще одного безбилетника: эта латиноамериканская страна сначала говорила о возможности вступить в ОПЕК+, а потом отказалась — как раз на фоне продления сделки в конце 2019 года теми странами, «у которых были куплены билеты».
Судя по всему, российским президентом были услышаны аргументы «Роснефти» относительно необходимости отказываться от «анальгетика». Были услышаны и аргументы относительно гипотетической способности России выиграть ценовую войну «в долгую», учитывая относительно высокую себестоимость американских сланцев и перегруженность расходами бюджетов многих стран Ближнего Востока. Если эти расходы резать, можно нарушить социальную стабильность в данных государствах и уровень поддержки существующих там политических режимов, а оттуда недалеко и до социальных потрясений, способных привести в том числе к проблемам с производством нефти.
Что касается США, наверняка сторонники выхода РФ из ОПЕК+ напомнили Путину истории 2015-го — начала 2016 года, когда американские медиа заполонили репортажи в жанре «новости с ближайшей заправки, где бензин стали наливать чуть ли не за бесплатно». Тогда же были популярными сюжеты об отрицательной стоимости нефти для некоторых производителей в Северной Америке из-за того, что для них вывоз нефти стоит дороже стоимости самого сырья. Эти эпизоды были локальными и связанными со спецификой североамериканского бизнеса в определенных случаях, но внимание к ним прессы четко отражало настроения того времени относительно того, какой «апокалипсис» ожидает дальше цены на нефть и американский нефтяной бизнес.
При этом риски ценовой войны для самой России и аргументы относительно устойчивости тех же США и многих ближневосточных стран были в запале «игры в труса» проигнорированы. Хотя на деле эти риски велики: возможности американских компаний постоянно перекредитовываться были доказаны в 2015-2016 годах, когда сланцевая индустрия выжила, а «моргнули первыми» как раз россияне и саудиты, создав ОПЕК+. Да и пределы терпения российского населения, переживающего девальвацию в сценарии затяжной ценовой нефтяной войны, тоже могут оказаться не бесконечными. Тогда и поддержка населением инициированной политической реформы в России будет под вопросом.
Приблизить неизбежное
Второй — глубинный — уровень причин, по которой ОПЕК+ была уничтожена, относится к фундаментальным проблемам картелей как таковых.
Да, аргументы условного «ЛУКОЙЛа» могли перевесить аргументы Игоря Сечина в этот раз (март 2020 года), и Россия могла бы еще год-два-три реализовывать сделку ОПЕК+, принимая «обезболивающее», удерживая рубль от резкой девальвации и пройдя период дополнительных рисков, вызванных коронавирусом. Но все равно картель бы распался рано или поздно — по мере роста американской добычи ОПЕК+ становилась бы все менее эффективной с точки зрения влияния на цены. И тогда все меньше доверия было бы внутри картеля, начались бы все более масштабные и интенсивные попытки обманывать друг друга (эти неустранимые проблемы картелей описывает в экономической теории игр известная «дилемма заключенного»). Собственно, в ОПЕК+ это взаимное недоверие стало особенно заметно, когда о той же России стали писать как о стране, не выполняющей полностью свои обязательства по ОПЕК+. Симптоматичным признаком падения доверия между ключевыми игроками ОПЕК+ стал и отказ Saudi Aramco покупать крупную долю в «Арктик СПГ 2», отказ саудитов покупать системы С-400, и т. д.
Скорее всего, если бы даже не в 2020 году, то позже все равно ОПЕК+ постигла бы судьба «старой» ОПЕК (которая на статус картеля де-факто уже давно не тянет). Тем не менее, скепсис в отношении ОПЕК+ не отменяет тяжести ценовой войны и недовольства населения России девальвацией рубля. Так что если мы не вернемся опять к «приему обезболивающего» (например, организовав «ОПЕК+ 2.0», включив туда хотя бы Бразилию из числа бывших безбилетников), то придется пройти трудный путь и действовать в духе «pump and pray», — «качай и молись». Молиться придется о том, чтобы твой нефтяной конкурент сошел с дистанции раньше тебя).
Смерть соглашения ОПЕК была неизбежной, однако теперь нефтяная отрасль страны оказалась на развилке: либо поиск нового обезболивающего, либо все тяготы полномасштабной ценовой войны, считает Станислав Митрахович, эксперт Фонда национальной энергетической безопасности.Падение цен на нефть на уровень ниже $40 за баррель (в моменте до $31 за баррель) после провала переговоров по ОПЕК оказалось настолько резким, что вызвало сомнения относительно продуманности последних шагов России и Саудовской Аравии. Для многих наблюдателей все происходящее выглядит как одновременное стремление игроков рынка назло самим себе же поджечь «воронью слободку», причем как можно быстрее. Однако в реальности мы скорее видим реализацию рисков, которые были очевидны для картельного соглашения с самого начала. События в начале марта развивались быстро, как по заранее прописанному драматическому сценарию. Сначала Россия не соглашается продлевать ОПЕК с условием дополнительного ограничения общей добычи на 1,5 млн баррелей в сутки, что тут же мгновенно воспринимается и самой Москвой, и иными участниками ОПЕК как фактическое разрушение сделки целиком, включая ранее согласованные объемы сокращения добычи. Следуют заявления министра Александра Новака о прекращении функционирования сделки с 1 апреля 2020 года, затем сразу же Саудовская Аравия объявляет о планах масштабного увеличения добычи (на 2 с лишним миллиона баррелей в сутки) параллельно с предоставлением скидок для покупателей (на внушительные $6-8 за баррель для потребителей в зависимости от региона мира). Затем столь же бодрые (с точки зрения демонстрации уверенности в собственных силах) заявления об увеличении добычи делает Россия (на 0,5 млн баррелей в сутки). С учетом еще и фактора коронавируса и вызванного им сокращения спроса падение цен на нефть и курса российского рубля становятся совсем впечатляющими уже 9 марта. События выглядят как спланированная атака на стоимость нефти именно потому, что ровно этой атакой они и являются. И Россия, — на уровне лиц, принимающих решения, — и саудиты могли не рассчитать, когда именно, как быстро и до какой именно отметки упадет цена на нефть, но в целом сомнений в резком снижении стоимости нефти из-за принятых решений в двух «нефтяных столицах» быть не могло. Но и Москва, и Эр-Рияд решили рискнуть, обвалив цены и предложив друг другу, а заодно и американцам, и иным мировым производителям нефти «сыграть в труса» (game of chicken). Метафора «игры в труса» давно известна в академической науке и экспертизе: она подразумевает столкновение опасно играющих против друг друга игроков, которые могут уничтожить друг друга, если одна из сторон вовремя не пойдет на уступки (и тем самым признает себя проигравшей). Русский аналог «игры в труса» — «игра в гляделки», «кто раньше моргнет». Причины, по которым и Россия, и Саудовская Аравия решили бросить вызов друг другу, можно рассмотреть на двух уровнях. Игра в труса На первом уровне, уровне конкретных лоббистских усилий, очевиден успех усилий «Роснефти», ее руководства и его медийно-интеллектуальных союзников, которое давно убеждали Путина в пагубности сделки ОПЕК . С точки зрения «Роснефти», сделка ОПЕК была чем-то вроде наркотического обезболивающего, анальгетика, зависимость от которого у российской экономики только нарастала, но фундаментальную проблему все большего отставания российских нефтяников от американских по объему добычи никак не решала. Постоянно имел место порочный замкнутый круг: Россия и ее партнеры по ОПЕК сокращают добычу, стабилизируют цены, этим пользуются «безбилетники» (страны, не входящие в ОПЕК ) и увеличивают добычу, что вновь приводит к необходимости для ОПЕК сокращать производство нефти в своих странах. Тем же американским нефтяникам ОПЕК за время своего существования помогла закрепить уровень добычи уже выше 12 млн баррелей в сутки, а в феврале 2020 года EIA прогнозировала на конец 2020 года рост американской добычи выше уровня в 13 млн баррелей в сутки. Показателен пример Бразилии как еще одного безбилетника: эта латиноамериканская страна сначала говорила о возможности вступить в ОПЕК , а потом отказалась — как раз на фоне продления сделки в конце 2019 года теми странами, «у которых были куплены билеты». Судя по всему, российским президентом были услышаны аргументы «Роснефти» относительно необходимости отказываться от «анальгетика». Были услышаны и аргументы относительно гипотетической способности России выиграть ценовую войну «в долгую», учитывая относительно высокую себестоимость американских сланцев и перегруженность расходами бюджетов многих стран Ближнего Востока. Если эти расходы резать, можно нарушить социальную стабильность в данных государствах и уровень поддержки существующих там политических режимов, а оттуда недалеко и до социальных потрясений, способных привести в том числе к проблемам с производством нефти. Что касается США, наверняка сторонники выхода РФ из ОПЕК напомнили Путину истории 2015-го — начала 2016 года, когда американские медиа заполонили репортажи в жанре «новости с ближайшей заправки, где бензин стали наливать чуть ли не за бесплатно». Тогда же были популярными сюжеты об отрицательной стоимости нефти для некоторых производителей в Северной Америке из-за того, что для них вывоз нефти стоит дороже стоимости самого сырья. Эти эпизоды были локальными и связанными со спецификой североамериканского бизнеса в определенных случаях, но внимание к ним прессы четко отражало настроения того времени относительно того, какой «апокалипсис» ожидает дальше цены на нефть и американский нефтяной бизнес. При этом риски ценовой войны для самой России и аргументы относительно устойчивости тех же США и многих ближневосточных стран были в запале «игры в труса» проигнорированы. Хотя на деле эти риски велики: возможности американских компаний постоянно перекредитовываться были доказаны в 2015-2016 годах, когда сланцевая индустрия выжила, а «моргнули первыми» как раз россияне и саудиты, создав ОПЕК . Да и пределы терпения российского населения, переживающего девальвацию в сценарии затяжной ценовой нефтяной войны, тоже могут оказаться не бесконечными. Тогда и поддержка населением инициированной политической реформы в России будет под вопросом. Приблизить неизбежное Второй — глубинный — уровень причин, по которой ОПЕК была уничтожена, относится к фундаментальным проблемам картелей как таковых. Да, аргументы условного «ЛУКОЙЛа» могли перевесить аргументы Игоря Сечина в этот раз (март 2020 года), и Россия могла бы еще год-два-три реализовывать сделку ОПЕК , принимая «обезболивающее», удерживая рубль от резкой девальвации и пройдя период дополнительных рисков, вызванных коронавирусом. Но все равно картель бы распался рано или поздно — по мере роста американской добычи ОПЕК становилась бы все менее эффективной с точки зрения влияния на цены. И тогда все меньше доверия было бы внутри картеля, начались бы все более масштабные и интенсивные попытки обманывать друг друга (эти неустранимые проблемы картелей описывает в экономической теории игр известная «дилемма заключенного»). Собственно, в ОПЕК это взаимное недоверие стало особенно заметно, когда о той же России стали писать как о стране, не выполняющей полностью свои обязательства по ОПЕК . Симптоматичным признаком падения доверия между ключевыми игроками ОПЕК стал и отказ Saudi Aramco покупать крупную долю в «Арктик СПГ 2», отказ саудитов покупать системы С-400, и т. д. Скорее всего, если бы даже не в 2020 году, то позже все равно ОПЕК постигла бы судьба «старой» ОПЕК (которая на статус картеля де-факто уже давно не тянет). Тем не менее, скепсис в отношении ОПЕК не отменяет тяжести ценовой войны и недовольства населения России девальвацией рубля. Так что если мы не вернемся опять к «приему обезболивающего» (например, организовав «ОПЕК 2.0», включив туда хотя бы Бразилию из числа бывших безбилетников), то придется пройти трудный путь и действовать в духе «pump and pray», — «качай и молись». Молиться придется о том, чтобы твой нефтяной конкурент сошел с дистанции раньше тебя).
