Когда речь заходит о стоматологах, мы с братом начинаем нервничать. Это и понятно: ведь зубы мы чистим два раза в день, а конфеты едим чаще. Праздников за последние два месяца было много: Новый год, Рождество, 4 дня рождения, День именинника в классе, да и сами зимние каникулы оказались двумя неделями сплошного «сладкоежничества». Так что нет ничего удивительного в том, что к 23 февраля у Федьки разболелся зуб...
Удивляться было не чему, зато было от чего испугаться... и испугаться сильно. Фраза «нужно идти к стоматологу» прозвучала, как приговор. Федька в очередной раз обругал себя за излишнюю любовь к кондитерским изделиям и поклялся, что больше никогда на сладости и смотреть не будет, хотя отлично понимал, что при первом же взгляде на любимые вкусности сработает условный рефлекс, как у собаки Павлова, и удержаться он не сможет.
Каждый раз, когда он наедается конфет и в очередной раз покрывается аллергической сыпью, на вполне резонный вопрос родителей: «Зачем он это сделал?», Федька отвечает одно и то же: «Обстоятельства были сильнее меня...» И вот время расплаты за свои слабости опять пришло...
Хотя, как причитал сейчас Федька: «Оно не пришло — оно подкралось незаметно!». Утром в субботу, когда оставался еще хоть какой-то шанс решить эту проблему у специалистов, Федька молчал. К вечеру молчание переросло в тихое поскуливание, которое выдало брата с головой. Мама ругалась сильно: и на Федьку (за его трусость перед стоматологами и слабость перед конфетами), и на сами конфеты тоже. Больному дали обезболивающий сироп, а сладости демонстративно выбросили в мусор, чем, собственно, добили Федьку окончательно.
Канун Дня защитника Отечества прошел мрачновато: брат — на таблетках от боли, мама — на валидоле от нервов, а мы с папкой вроде бы и ни при чем, но тоже страдали наравне со всеми. На следующий день мама поздравила всех мужчин с праздником и приготовила вкуснейший ужин. Вкусным он был для всех, кроме Федьки (из сладкого на столе был только сладко-горький соус ткемали к мясу).
Федор был в отчаянии: зуб немного пошатывался, чем провоцировал новые приступы приглушенной анальгетиками боли, а нос все время пытался «вынюхать» припрятанные кем-нибудь сладкие антидепрессанты... На глаза попалась сахарница. Сахара в ней оставалось немного. Пару чайных ложек брат слопать все-таки успел, а потом и этот источник радости иссяк: бабушка Лида, живущая по соседству, «по-соседски» попросила у мамы немного сахара.
Федька, когда это услышал, начал биться в истерике. В его голове созрел безумный план подменить сахар в сахарнице на соль, но я вовремя встал у него на пути, за что заработал основательный синяк под левым глазом. Остатки Федькиной роскоши все-таки отдали соседке, а брат смотрел на меня, как на врага народа. Мама в очередной раз прочитала лекцию о том, что мы братья и не должны драться, но, глядя в глаза 8-летнего ближайшего родственника, я понял, что узы, связывающие его с кондитерскими изделиями, значительно сильнее родственных.
Брата стало жалко, и я решил, помочь ему преодолеть возникшие трудности. Есть у нас в семье одна традиция. На Новый год каждый наполняет свой горшочек желаний тем, что хотел бы получить в наступающем году: орехами — как символом здоровья, новогодними игрушками — как символом праздника, деньгами — как символом достатка, ну, а дальше кому чего больше надо. Мама в свой горшочек положила картинку с изображением норковой шубы и красивых сережек, папа — картинку с новым BMW, а мы с братом — конфеты, билетики в кино и аквапарк, картинки с парашютистом и гонками на квадроциклах. Под бой курантов горшочек наполнялся и запечатывался. Открывать его нельзя было ни в коем случае до следующего Нового года (а то желания не сбудутся). Но ради брата, я готов был пожертвовать исполнением своих желаний.
Вскрыв свой «горшочек», я достал из него самое ценное, по мнению Федьки, — грильяжную конфету «Метеорит». Дрожащей рукой Федька взял заветную конфету. Он понял и высоко оценил размеры моей жертвы. В его глазах я прочитал благодарность и восхищение (сам на такой мужественный поступок он был не способен). Братская любовь восторжествовала, семейные узы окрепли, и Федор засунул в рот столь желанную конфету...
Уж не знаю: то ли он ее съесть спешил побыстрее, то ли конфета долго лежала, но вместо наслаждения на лице брата вдруг отразился сначала испуг, потом недоумение, а потом безумная радость. На ладонь он выплюнул злосчастный зуб, который лежал теперь во всей своей подпорченной кариесом красе. Брат улыбался дырявой улыбкой и перепачканным конфетой ртом, а я, осознав, что произошло, начал безудержно хохотать.
Мы прыгали и смеялись так, что пришедшие на шум этого балагана родители минут пять не могли понять, что происходит. Потом мама, на удивление, нас все-таки не отругала за конфету. Теперь поход к стоматологу отменялся, что экономило уйму времени, денег и нервов всех членов семьи. А папа? А папа предложил отпраздновать это замечательное событие небольшим тортиком (оказывается, он тоже скучал по сладкому). Брат, конечно же, съел самый большой кусок. И со словами: «Медведи тортами не питаются», отделил от моего скромного кусочка большую половину себе. Но я на него не сержусь. Это ему, Федьке, сладкое подавай, а я Мишка — медведи любят мясо.